Предлагаем вниманию наших читателей исследование Людмилы Александровны Зуммер, регента Феодоровского кафедрального собора Ярославля, преподавателя регентской школы Ярославской духовной семинарии, многие годы изучающей историю церковной певческой культуры Ярославской земли.
История русского православного пения – это история монастырей и отдельных храмов, которые с древних времен являлись главными носителями и хранителями духа православия и певческих традиций.
Чтобы ответить на вопрос, каким было пение в Толгской обители, необходимо изучение нотных и рукописных собраний монастыря. Владельческие записи, как правило, содержащиеся в рукописных и печатных книгах, помогают восстановить историю обители и судьбы ее насельников. Но, к сожалению, монастырская нотная библиотека после закрытия обители была утрачена. Сохранившиеся документы, рукописные ноты и воспоминания весьма скудны, поэтому любые сведения, даже общего характера, представляют несомненный интерес.
Первый ярославский архиепископ Арсений (Верещагин; 1736–1799), самозабвенно любивший поэзию и вокальную музыку, большое внимание обращал на торжественность богослужений. Из его дневниковых записей нам известно, что владыка любил посещать Толгскую обитель, особенно в дни храмовых праздников. «Год 1789-й, Август 8-е. Крестный ход в Толгский монастырь. Там служил архимандрит Иоиль. Туда ж уволены были и певчие» [1]. Торжественные архиерейские богослужения совершались с участием певчих «капеллии Его Преосвященства», – так назывался хор ярославских певчих в консисторских и семинарских документах XVIII столетия. В капелле пели, как правило, ученики духовной семинарии и училища. В день посещения Толгской обители, 2 июня 1791 года, архиепископ Арсений оставил запись в своем дневнике: «Певчие с обеда выехали на шлюпке в Толгский монастырь, а я к вечеру» [2], «При столе была музыка вокальная инструментальная». По окончании богослужений владыка Арсений разделял трапезу с монашеской братией, во время которой певчие пели псалмы, или духовные канты, получившие широкое распространение в XVIII веке. В одном из рукописных сборников псалмов из собрания ростовского гражданина А.А. Титова, датированном 1838 годом, имеется трехголосный кант Толгскому образу Богоматери с акростихом «Помяните Корнелия Буслинаева»:
«Притецыте братие к образу пречудну.
От него же приемлете милость неоскудну…»
Вполне вероятно, что этот духовный кант пелся и братией Толгского монастыря.
Высокопреосвященнейший Павел (Пономарев), архиепископ Ярославский и Ростовский, строго следивший за тем, чтобы пение и чтение в храмах епархии было исправным, в 1805 году разослал указ во все приходы епархии: «…Как из ведомостей открылось, что весьма многие священноцерковнослужители не умеют петь по ноте и по наслышке, то определить в каждом благочинии учителя для нотного и простого пения, велев всем, не знающим исправно петь, ходить к учителям, доколе совершенно не изучатся нотному и простому пению, за труды учителю давать со священника три рубля, с диакона два, а с причетника рубль в год. К учителю имеют обучающиеся приходить по крайней мере дважды в неделю, а учители имеют рапортовать благочинным о рачении и успехах учащихся» [3].
Музыкальный уровень монастырского хора Толгской обители и его руководителей, регентов, вероятно, был довольно высок, так как сюда, для обучения церковному пению и чтению, посылали церковнослужителей сельских храмов Ярославского уезда. В Ярославскую Духовную консисторию в 1807 году поступил рапорт архимандрита Толгского монастыря Моисея: «Присланныя из оной консистории в Толгский монастырь по силе Резолюции Его Высокопреосвященства при указе от 8 числа сего февраля села Пазушина священник Николай Иванов для усмотрения в жизни и изучения катихизиса, и того ж села диакон Алексей Федоров для усмотрения в поведении и изучении чтению и пению, оным предметам обучались. Священник силу катихизиса понимает нехудо, всего же изустно по причине слабой памяти вытвердить не мог, а диакон в пении и чтении довольно исправился. Во все же время бытности их в монастыре вели себя порядочно, и никаких худых поступков за ними не примечено…» [4].
Многие из обучающихся были неспособны к обучению по причине «старости лет своих», некоторые вовсе не посещали занятий, отговариваясь сельскими работами, хлебопашеством и уборкой хлеба. С «нерадивых учеников» взыскивали штрафные деньги и брали с них расписку: «…заплатил один рубль за нехождение учиться петь, и впредь ходить буду к нотному учителю…»
Пономарем Воскресенской церкви села Курбы Ярославского уезда Иваном Васильевым было подано прошение: «Резолюциею Вашего Высокопреосвященства определен я нижайший в Толгский монастырь для обучения изустно катехизиса и простого нотного пения. Но как каждый из нас содержится на собственном своем коште, в доставлении коего в показанный мне монастырь я имею превеликую нужду по причине моего одиночества, которое мне препятствует далее учение здесь продолжать; а паче скудость, которую я получил в построении моего дома, который в прошлом году от случившегося в нашем селе пожара со всеми к нему принадлежностями сгорел. А чтобы мне изучиться в твердости к простому нотному пению, в сем я нашел учителя в вышеупомянутой нашей церкви диакона, который обучался в Семинарии, был первого Семинарского хора регентом. Того ради и прошу Вашего Высокопреосвященства яко милостивейшего Отца и бедных покровителя меня, нижайшаго, из вышеупомянутого Монастыря уволить в дом мой для удобного изучения простому нотному пению у показанного нашего диакона Василия Алексеева, и о сем моем прошении милостивейше учинить благоразсмотрение». В резолюции архиепископа было указано: «…пока не выучит катехизис и нотное пение – стихаря не надевать!» [5].
В 1846 году вышел Указ Священного Синода о запрещении введения духовно-музыкальных сочинений без одобрения директора Придворной певческой капеллы А. Ф. Львова; «одобренныя же им употреблять не иначе, как в печатных экземплярах и притом с разрешения Священного Синода. Введенные с давних времен напевы оставить везде без изменения… Во время присутствия Особ Величайшей Фамилии… употреблять всегда при Богослужении Придворное пение, за исключением тех только церквей, в коих искони ведутся другие напевы» [6].
К сожалению, не сохранилось свидетельств о существовании в Толгской обители своего, местного, древнего напева. В 1846 году в Ярославскую Духовную консисторию поступил рапорт наместника Толгского монастыря иеромонаха Паисия: «Во исполнение Указа из оной Духовной Консистории от 6-го за № 7320, мною 11-го числа текущего Ноября 1846-го года полученнаго, Ярославской Духовной Консистории почтеннейшее сим репортую, что в вверенном управлению моему Толгском монастыре напев церковнаго пения употребляется простый, издавна употребляемый при Высочайшем Дворе и изданный печатию в Книге, а Ирмосы, полиелейныя величания, стихира и Богородичны поются по изданным с дозволения Святейшаго Правительствующаго Синода печатным нотным Ирмологам, Праздникам и Обиходам» [7]. Аналогичные отчеты поступили в Духовную консисторию от всех настоятелей монастырей и храмов Ярославской епархии, за исключением священника села Фоминского Серапиона Андреева: «При Богослужении употребляется напев Знаменнаго сочинения». На его рапорте стояла резолюция благочинного: «Едва ли так. Кажется надобно бы написать сходно с другими» [8]. Вполне вероятно, что настоятелями монастырей и храмов преднамеренно скрывалось наличие древних местных напевов во избежание неприятностей и наказаний от Священного Синода. Но в воспоминаниях очевидцев начала XX века есть упоминание о том, что в Толгской обители песнопения исполнялись и знаменным распевом.
В 1878 году наместником Толгского монастыря был назначен архимандрит Павел (Глебов). За двенадцать лет отец Павел сделал обитель неузнаваемой. Состав братии увеличился втрое. Это дало возможность иметь хороших певцов и чтецов. Чинный порядок службы, неторопливое, ясное и раздельное чтение и умилительное пение стало привлекать в обитель богомольцев не только из окрестных селений, но и Ярославля, Москвы и других городов. Один крестьянин из ближайшего к монастырю селения с чувством сердечного умиления вспоминал: «Дюже хорошо служба здесь, и не вышел бы из церкви; читают внятно, каждое слово слышишь, где ни стой, а запоют – душа радуется; такой службы в селе и на престольный праздник не услышишь» [9].
Архиепископ Сергий (Ланин), возглавлявший Ярославскую кафедру в 1903–1904 годах, был большим любителем и знатоком богослужебного пения, ревнителем осмогласия древнего, обиходного. «…Заботясь о правильности церковного пения, он иногда сам обучал монастырских певцов. Так, незадолго перед кончиной Владыки, один посетитель застал его в Толгском монастыре самолично обучающим монастырскую братию пению…» [10].
«Торжественно и чинно в монастыре совершается Всенощное бдение, – пишет в своих воспоминаниях протодиакон Н. Невский в 1910 году. – Монастырский хор пение стихир на “Господи воззвах” и литийных исполняет знаменным распевом… Величественную картину представляло пение стихир с канонархом. А это имеет важное значение в церковном богослужении, т. к. молящимся представляется возможность изучать слова, произносимые канонархом, и основательно ознакомиться с художественно-церковным пением…» [11]
Исторические данные о регентах и певчих Толгской обители, особенно в первые века ее существования, практически отсутствуют. К счастью, некоторые из них дошли до наших дней.
Монах Василий – головщик, доместик (руководитель хора) монастыря; 28 мая 1685 года сделал вклад в Толгский монастырь «собственноручно переписанной рукописи со Сказанием о явлении и чудесах от иконы Толгской Богородицы в двух вариантах и со службой иконе в поминовение его души и душ его родителей [12]. Его имя упоминается и в 1692 году.
Марк – в сказании XVII века о чудесном «Избавлении клирика Толгской обители от потопления в реке Волге» говорится, что в монастыре «жил один человек, исправлявший должность на клиросе, по имени Марк» [13].
Сикеотов Димитрий – сын священника села Устье Романова-Борисоглебского уезда. С 1858 по 1864 год был певчим Московского Синодального хора. С 05.11.1865 по 10.03.1866 нес послушание на клиросе в Толгском монастыре [14].
Закедский Александр Константинович – воспитывался в Ярославском духовном училище. Нес клиросное послушание в монастыре в 1868–1878 годах.
Хованский Иаков Иванович – поcле окончания Ярославского духовного училища был определен послушником в Толгский монастырь, где нес клиросное послушание с 1872 по 1880 год [15].
Невский Сергей Александрович (1879–1954) – нес клиросное послушание в монастыре с 1897 по 1903 год. В 1904 году рукоположен в сан диакона. Проходил служение в Любиме, Данилове, Рыбинске, в Андреевском соборе (Ленинград), в Феодоровском кафедральном соборе Ярославля – в сане протодиакона [16].
Понгельский Михаил Павлович (1880–1949, убит злоумышленником) – в 1897 году окончил церковно-певческую школу при Братстве святителя Димитрия в Ярославле и определен певчим в Толгский монастырь. Певческое послушание нес до 1903 года. В 1934 году рукоположен в сан священника [17].
Иеромонах Феодосий (Московкин Феодосий Георгиевич; 1882 г. р.) – в 1904 году определен послушником-певчим в монастырь. В 1912 году пострижен в монашество, в 1914 году архиепископом Угличским Иосифом рукоположен в сан иеродиакона, в 1925 году – в сан иеромонаха. После закрытия монастыря проходил служение на приходах Ярославской епархии [18].
Георгий, иеромонах (Белкин Геннадий Александрович; 1874 г. р.) – поступил в Толгский монастырь в 1908 году, пострижен в монашество 13 марта 1915 года. Нес клиросное послушание, возможно, был регентом хора. Сохранился его рукописный сборник духовных песен и кантов [19], которые, вероятно, пелись певческой братией монастыря. На последней странице рукописной книги имеется нотный автограф: песнопение «Елицы во Христа крестистеся…», музыка иеродиакона Павла Хохлова; «Иеродиакон Павел Хохлов Геннадию Белкину в память посещения Св. обители Толгской. 1912 г., Июня 19-го».
Чепельник Иван Кузьмич (1880–1937). В 1891–1907 годах пел в Московском Синодальном хоре, которым руководил известный регент B.C. Орлов, принимал участие в исторических концертах Синодального хора в Петербурге и Вене. В 1910 году – певчий братского хора Толгского монастыря. В последующие годы был псаломщиком-регентом в Троицкой церкви села Толгоболь. В 1930-х годах был дважды арестован и отбывал ссылку в Северном крае. В ноябре 1937 года последовал новый арест. После молниеносно проведенного следствия 10 декабря 1937 года его расстреляли [20].
Бородулин Архип Степанович (1893–1950) – в 1913 году принят в монастырь и нес клиросное послушание до 1918 года. В сан диакона рукоположен в 1931 году [21].
Дальнейшие поиски и исследования, возможно, помогут установить имена Толгских песнопевцев.
К началу XX века Толгский монастырь представлял собой величественный архитектурный ансамбль. Духовная жизнь продолжалась, освещая своим «светозарным сиянием» Русскую землю. Древняя обитель, видевшая и слышавшая многое на своем веку, опять, как и встарь, зазвучала могучими колоколами, возвещая наступление грозного часа – в июльские дни 1914-го года началась Первая мировая война. Это печальное событие совпало со знаменательным событием древнерусской церковной истории – 600-летием явления чудотворной Толгской иконы Божией Матери. Явленная в многострадальное время татарского ига, чудотворная икона послана была Богом для духовного подкрепления и утешения русского народа. Тогда, в 1914 году, необыкновенно сильно чувствовалась потребность в благодатной помощи Пресвятой Богородицы.
Празднование проходило в Толгской обители. Накануне торжества, 7 августа, раннюю заупокойную Литургию пели монастырские певчие, а поздняя совершалась архиерейским чином при пении хора ярославского Успенского кафедрального собора под управлением священника Василия Зиновьева. Позднюю Литургию в день праздника совершил архиепископ Ярославский и Ростовский Агафангел в сослужении преосвященных Иосифа, епископа Угличского, и Сильвестра, епископа Рыбинского. Чудесно пел хор архиерейских певчих песнопения лучших духовных композиторов России – А.Д. Кастальского, П.Г. Чеснокова, протоиерея Петра Турчанинова и самого регента хора священника Василия Зиновьева.
«…Направляемся в церковь, где находится чтимая святыня. Проникнуть в переполненный до крайней тесноты храм невозможно. Пришлось остановиться в окружающей храм галерее, против открытых входных дверей церкви. Служба слышна хорошо, видны священнослужители. Служит Владыка Архиепископ с сонмом белого и монашествующего духовенства… Истовое служение величавого старца Святителя, благоговейное, отчетливо слышимое во всех уголках храма произношение им молитвенных возгласов, стройное, красивое пение клира, масса богомольцев, усердно молящихся Скорой Заступнице рода христианского, все это придавало богослужению необычайное благолепие и торжественность, производило неотразимое впечатление на грешную душу, невольно заставляя ее отрешиться от житейских попечений и вспомнить о Боге, о небе. Певчие запели “Задостойник”. Какая дивная в своей простоте музыка!.. Дивно звучит в исполнении хора Многолетие Священному Синоду, служащим Архипастырям и их хранимой Богом пастве, – Многолетие старинного напева, т. н. “патриаршее”. Полная торжествующей жизни и захватывающей возвышенной радости мелодия, добавочные слова: “Кирие элейсон… сохрани Господи”, – все это сообщает Многолетию особую прелесть и слушается с особым наслаждением…» [22]
Торжественные богослужения в эти праздничные дни совершались во всех храмах обители. В Крестовоздвиженском храме Всенощное бдение пели монастырские певчие, а Литургию – «Вахромеевский хор» ярославского Спасо-Пробоинского храма под управлением диакона Михаила Великорецкого. Это был большой образцовый хор численностью до 40 человек. «Хор звучал стройно, собранно и слитно в отношении тембров в голосовых партиях» [23].
По окончании Литургии и крестного хода в архиерейских покоях, куда собрались участники торжеств, архиерейский хор прекрасно исполнил юбилейную кантату «600-летие явления Толгской иконы Божией Матери», слова и музыку которой написал отец Василий Зиновьев. Слова ее текста вылились из сердца глубоко верующего человека, большого русского патриота. Широкий свободный размер кантаты напоминает былинный стих, повествующий об истории земли ярославской, Толгской обители и чудесах Богородицы:
Черной тучею, непогодою,
Скорбью лютою, всенародною
Сердце кровию обливалося
Ярославскаго, благовернаго
Светла-князя Давида Феодоровича.
Князю русскому, православному
Перед ханом злым басурманином
Тяжело служить и заискивать,
И с поклонами, да с подарками,
Златом дань платить, унижатися…
Невольно воскресают в словах кантаты и те далекие дни, когда лучезарный небесный свет своим дивным сиянием осветил избранное место для пребывания славного образа нашей Владычицы.
Вдруг тот скорбный мрак порассеялся
Над святой страной Ярославскою:
Лучезарный свет осиял ее
Чудным образом Богоматери,
В Толгской веси чудесно ниспосланным.
Пресвятая Богородице, спаси нас!
В этот же день на торжественном заседании в Толгской обители была исполнена кантата «Русь Святая идет на войну», слова и музыку которой также написал священник Василий Зиновьев с посвящением Императору Николаю Александровичу, за что и был удостоен Его Высочайшей благодарности. Кантата прозвучала как призыв ко всему русскому народу встать на защиту своего Отечества.
«… Видит Бог: обнажили мы меч
Лишь в защиту страдающих братьев,
Чтоб отмщенье воздать за попранную честь.
С нами Бог! Бог за правое дело!»
В 1917 году Толгский монастырь был упразднен, но еще десять лет храмы на его территории оставались действующими, а бывшая обитель представляла обычную картину духовного оскудения тех лет.
Интересными и очень ценными являются воспоминания Сергея Иосифовича Фуделя, участника многих событий русской церковной истории XX века, посетившего Толгский монастырь в 1917–1918 годах: «Там, где монахи – истинные ученики Христовы, там около них расцветают самые драгоценные цветы земли, самая теплая радость около их стен. В связи с этим я вспоминаю еще один монастырь, Толгский на Волге… Кедровая роща Толгского монастыря была очень древняя, на одном из кедров висел железный лист с описанием каких-то событий Смутного времени, но ни грозное веяние истории, ни указание на бывшие здесь чудеса не действовали на сердце. Тут же на других кедрах и на скамейках были памятные надписи посетителей из Ярославля, из которых запомнилась самая длинная и самая безобидная: “Бедность не порок, но большое неудобство”… Была там и гостиница, но она существовала главным образом для дачников: все номера на летний сезон сдавались под дачи. Низший монастырский персонал готовил обеды… Была и пристань с монастырской часовней. Каждый пассажирский пароход (общества “Самолет”) отходил не иначе как после краткого молебна…
Помню совсем пустую часовню с иеромонахом, потом гудки, стук отбрасываемых сходен и фигуру наконец окончившего молебен иеромонаха в золотой ризе на фоне нарядных и равнодушных пассажиров верхней палубы, крестом благословляющего отходящий пароход. Что-то до сих пор щемит в сердце от этого воспоминания, точно и я был тогда в чем-то виноват. Такая одинокая была эта фигура, так страшно было, что никому до нее нет никакого дела. Там ехали стареющие Вронские и еще жирные Климы Самгины, и какое им, в общем, было дело до этого благословляющего креста. “Се оставляется вам дом ваш пуст” (Мф. 23:38; Лк. 13:35). Впрочем, еще не совсем “пуст”, если быть точным. Помню, там был один старик монах, для которого такой монастырь был, конечно, “миром”, и он жил за Волгой, при какой-то монастырской часовенке… Потом вспоминается собор. Широкая каменная лестница вела на открытую галерею вокруг храма, расписанную видениями Апокалипсиса.
Иконостас был высокий, по полному чину, и фигуры апостолов и пророков, устремленные к центру, молча говорили о многом. История России, история веры России ощущалась именно здесь, а не у кедров с мемориальной доской. В конце службы монахи сходились на середине храма и пели “О, всепетая Мати” особым тишайшим напевом. Пели они действительно хорошо, никогда и нигде после я не слыхал такого пения этой молитвы, которая как будто старалась покрыть и наполнить духовную пустоту древнего монастыря…» [24].
В августе 1928 года последний раз отпраздновали в обители «Толгин день». Монастырь закрыли, все храмы были осквернены, а колокола сброшены и перелиты. На долгие годы в бывшей обители воцарилась мерзость запустения (см. Мф. 24:15).
Прошли десятилетия, неумолимое время положило свою изменяющую печать на всех и на всем, а этот богоспасаемый уголок непоколебимо стоит и ревниво соблюдает свой, созданный в прежние века, облик.
_______________________________________________________________________________
[1] ЯЕВ (Ярославские епархиальные ведомости), 1895. Ч. неоф. С. 109.
[2] Там же. С. 235.
[3] ГАЯО (Государственный архив Ярославской области). Ф. 230. Оп. 1. Д. 2764. Л. 9.
[4] ГАЯО. Ф. 230. Оп. 1. Д. 2761. Л. 12.
[5] Там же. Л. 22.
[6] ГАЯО. Ф. 230. Оп. 2. Д. 425. Л. 1.
[7] Там же. Л. 5.
[8] Там же. Л. 32.
[9] «Церковные ведомости», 1892 г. Прибавления. № 2. С. 44.
[10]«Приходская жизнь», 1904. Сентябрь. С. 329–330.
[11] ЯЕВ, 1910. Ч. неоф. С. 1027 «Храмовый праздник в Толгском монастыре».
[12] «Золотой век» Ярославля». – Ярославль, 2004. Изд. А. Рутмана. С. 82, 92.
[13] «Сказание о явлении чудотворной и мироточивой иконы Пресвятыя Богородицы, именуемой Толгскою, и чудесах от Нея бывших». – М., 1883.
[14] ГАЯО. Ф. 230. Оп. 2. Д. 4361.
[15] ГАЯО. Ф. 230. Оп. 2. Д. 3728. Л. 128–128 об.
[16] Послужной список С.А. Невского, 1950 г. Личный архив Л.А. Зуммер.
[17] Послужной список М.П. Понгельского, 1948 г. Личный архив Л.А. Зуммер.
[18] Послужной список Ф.Г. Московкина, 1948 г. Личный архив Л.А. Зуммер.
[19] Нотный сборник духовных песен. Рукопись. Личный архив Л.А. Зуммер.
[20] ЯЕВ, 2001. № 12. С. 8–10.
[21] Послужной список А.С. Бородулина. Личный архив Л.А. Зуммер.
[22] ЯЕВ, 1916. Ч. н. № 33. «На Толге». С. 689.
[23] Митрополит Филарет. Жизнь на пути правды. – Минск, 2010. С. 48.
[24] Фудель С.И. Воспоминания. – М., Русский путь, 2009. 4.1.
