Преподобный Иларион Затворник, Троекуровский (Тамбовский)

10 / 23 Июня Собор Рязанских святых
28 Июля / 10 Августа Собор Тамбовских святых
10 / 23 Сентября Собор Липецких святых

Дет­ство и юность Ила­ри­о­на. На­ча­ло за­твор­ни­че­ства

Пре­по­доб­ный Ила­ри­он Тро­е­ку­ров­ский ро­дил­ся в се­ле Зен­ки­но, Ра­ко­вые Ря­сы тож, До­брин­ско­го уез­да Ря­зан­ской гу­бер­нии (ныне это Ча­плы­гин­ский рай­он Ли­пец­кой об­ла­сти). Точ­ная да­та его по­яв­ле­ния на свет Бо­жий по­ка не уста­нов­ле­на. По­чти все ис­сле­до­ва­ния, ис­поль­зо­ван­ные на­ми при со­став­ле­нии на­сто­я­ще­го очер­ка, ука­зы­ва­ют на раз­лич­ные го­ды его рож­де­ния - от 1755 до 1784. К то­му же по­ка не най­де­на или не со­хра­ни­лась во­все за­пись о его рож­де­нии в мет­ри­че­ской кни­ге Хри­сто-Рож­де­ствен­ской церк­ви с.Зен­ки­но. Ско­рее все­го это про­изо­шло в 1755 или 1756 го­ду, что под­твер­жда­ют ис­по­вед­ные ве­до­мо­сти Ди­мит­ри­ев­ской церк­ви с.Тро­е­ку­ро­во за 1843 и мет­ри­че­ская за­пись то­го же хра­ма о смер­ти и по­гре­бе­нии за­твор­ни­ка. По той же при­чине по­ка неиз­ве­стен точ­но и день его рож­де­ния. Лишь с боль­шой до­лей ве­ро­ят­но­сти мож­но пред­по­ло­жить, что бу­ду­щий угод­ник Бо­жий ро­дил­ся 21 ок­тяб­ря (по ст. ст.) - в день па­мя­ти преп. Ила­ри­о­на Ве­ли­ко­го, в честь ко­то­ро­го был кре­щен и ко­то­ро­го он все­гда по­чи­тал как сво­е­го небес­но­го по­кро­ви­те­ля. Ро­ди­те­ля­ми бу­ду­ще­го стар­ца бы­ли за­жи­точ­ные го­судар­ствен­ные кре­стьяне Ме­фо­дий Аб­ра­мо­вич и Фе­о­до­сия Пав­лов­на Фо­ки­ны. В мно­го­дет­ной се­мье Фо­ки­ных от­рок Ила­ри­он с ран­них лет от­ли­чал­ся кро­то­стью, ти­хим нра­вом и лю­бо­вью к уеди­не­нию. Тем не ме­нее, в ран­нем дет­стве он ино­гда при­ни­мал уча­стие в дет­ских иг­рах сво­их сверст­ни­ков. Лишь ко­гда бы­ло Ила­ри­о­ну семь лет, услы­шал он од­на­жды та­кой силь­ный и неожи­дан­ный для него звук ко­ло­ко­ла, бла­го­ве­стив­ший к за­ут­ре­ни, что в ис­пу­ге сва­лил­ся на пол с лав­ки, на ко­то­рой спал. А ко­гда опом­нил­ся и узнал цер­ков­ный бла­го­вест, то по­спе­шил в храм на служ­бу, во вре­мя ко­то­рой и по­сле Ила­ри­он «по­чув­ство­вал в ду­ше сво­ей невы­ра­зи­мое же­ла­ние уго­ждать Гос­по­ду».

С тех пор ста­рал­ся он уда­лять­ся дет­ских за­бав и по­чти все вре­мя про­во­дил в до­ме сво­е­го де­да по ма­те­ри Пав­ла Иг­на­то­ви­ча Ка­та­со­но­ва. Тот, бу­дучи про­стым и негра­мот­ным кре­стья­ни­ном, был при этом че­ло­ве­ком бла­го­че­сти­вым, опыт­ным в ду­хов­ной жиз­ни, про­во­дя дни сво­ей жиз­ни в стро­гом по­сте, неустан­ной мо­лит­ве и воз­дер­жа­нии. Крот­кий от­рок Ила­ри­он быст­ро и всем серд­цем при­вя­зал­ся к стар­цу, ко­то­рый и сам об­ра­тил вни­ма­ние на бо­го­бо­яз­нен­ность сво­е­го вну­ка, на склон­ность его к ду­хов­ной жиз­ни и все­ми си­ла­ми ста­рал­ся, чтобы не за­глох­ли в дет­ской ду­ше его доб­рые се­ме­на. Он брал Ила­ри­о­на с со­бою к каж­до­му Бо­го­слу­же­нию, а до­ма сло­вом и соб­ствен­ным при­ме­ром учил его по­сту и мо­лит­ве. Несколь­ко раз хо­ди­ли они вме­сте в Ки­е­во-Пе­чер­скую и Тро­и­це-Сер­ги­е­ву Лав­ры, по­се­ща­ли дру­гие рус­ские оби­те­ли. Имен­но про­жи­ва­ние у род­но­го де­да и в то же вре­мя ду­хов­но са­мо­го близ­ко­го че­ло­ве­ка укре­пи­ло и ве­ру маль­чи­ка, и его стрем­ле­ние по­свя­тить свою жизнь слу­же­нию Гос­по­ду.

При­чем сам дед, опа­сав­ший­ся, что на­пря­же­ние дет­ских сил в еди­но­об­ра­зии ду­хов­ной жиз­ни охла­дит свя­тую рев­ность в от­ро­ке, ино­гда на­силь­но про­го­нял вну­ка с са­лаз­ка­ми на го­ру ка­тать­ся, при­ка­зы­вая не яв­лять­ся до­мой до та­ко­го-то ча­су. Бла­го­нрав­ный Ила­ри­он во­лей-нево­лей по­слу­ша­ет­ся де­да и при­дет с са­лаз­ка­ми на гор­ку. Ре­бя­тиш­ки же, зная без­от­вет­ность Ила­ри­о­на, под­бе­гут, от­ни­мут са­лаз­ки и ка­та­ют­ся на них, ко­му толь­ко угод­но, а он сто­ит и толь­ко смот­рит на них. По­сто­ит, по­ка при­дет вре­мя, на­зна­чен­ное де­дом, а там возь­мет са­лаз­ки и ве­зет их до­мой, не про­ка­тив­шись ни ра­зу.

Та­кие по­ступ­ки юно­го Ила­ри­о­на и сам об­раз жиз­ни, из­бран­ный им с ран­них лет, слиш­ком рез­ко вы­де­ля­ли его сре­ди сверст­ни­ков и близ­ких. Для всех окру­жа­ю­щих он ка­зал­ся стран­ным маль­чи­ком, что чрез­вы­чай­но огор­ча­ло и да­же раз­дра­жа­ло его ро­ди­те­лей, на­чи­нав­ших ис­пы­ты­вать за это непри­язнь к соб­ствен­но­му сы­ну. И чем бо­лее рос от­рок, и чем оче­вид­нее ста­но­ви­лось, что не станет он обык­но­вен­ным кре­стья­ни­ном, а зна­чит, и хо­ро­шим ра­бот­ни­ком и по­мощ­ни­ком в хо­зяй­стве, тем силь­нее воз­рас­та­ло в них это чув­ство. По­то­му при­шлось Ила­ри­о­ну пре­тер­петь от сво­их срод­ни­ков мно­го­чис­лен­ные на­смеш­ки и уко­риз­ны. Но Гос­подь, из­бав­ля­ю­щий ни­ща от силь­на, и убо­га, ему же несть по­мощ­ни­ка (Пс.71:12) по­слал от­ро­ку на­деж­но­го за­щит­ни­ка и по­кро­ви­те­ля в ли­це то­го же де­да Пав­ла Иг­на­то­ви­ча. Ста­рец этот под пред­ло­гом най­ма в ра­бот­ни­ки взял Ила­ри­о­на в свой дом, дав воз­мож­ность то­му, по сло­ву псал­мо­пев­ца, со стра­хом и тре­пе­том ра­бо­тать Гос­по­ду.

Под ду­хов­ным ру­ко­вод­ством де­да Ила­ри­он по­сте­пен­но учил­ся по­сту, воз­дер­жа­нию, мо­лит­ве и без­услов­но­му по­слу­ша­нию. При­ни­мая во вни­ма­ние юные ле­та Ила­ри­о­на, пост­ни­че­ство его до­стой­но изум­ле­ния. Пи­щей, о ко­то­рой он и во­все не ду­мал, от­ро­ку слу­жи­ли два ка­ла­ча с во­дою в неде­лю. А бла­го­да­ря стро­го вни­ма­тель­ной ду­хов­ной жиз­ни под ру­ко­вод­ством опыт­но­го стар­ца воз­дер­жа­ние от стра­стей те­лес­ных и ду­шев­ных про­яв­ля­лось в юном по­движ­ни­ке как бы са­мо со­бой. Соб­ствен­ный же при­мер де­да луч­ше все­го учил Ила­ри­о­на дру­го­му важ­ней­ше­му ис­кус­ству - мо­лит­ве. От­рок охот­но и неопу­сти­тель­но хо­дил на служ­бу, ча­сто и по­дол­гу мо­лил­ся с на­став­ни­ком до­ма, удив­ляя то­го сво­им усер­ди­ем. Так, при по­мо­щи Бо­жи­ей и под ви­ди­мым ру­ко­вод­ством стар­ца-де­да, юный по­движ­ник по­ла­гал твер­дое ос­но­ва­ние сво­ей ду­хов­ной жиз­ни, на ко­то­ром уже на­чи­нал со­зи­дать свою ду­хов­ную хра­ми­ну.

Ко­гда Ила­ри­о­ну бы­ло че­тыр­на­дцать лет - умер его дед и на­став­ник Па­вел Иг­на­то­вич, и от­рок был вы­нуж­ден вер­нуть­ся к сво­им род­ным. Те­перь, по­лу­чив при со­дей­ствии бо­го­муд­ро­го стар­ца ду­хов­ное на­стро­е­ние жиз­ни и вслед­ствие это­го став без­участ­ным ко все­му окру­жа­ю­ще­му, Ила­ри­он и во­все вы­гля­дел сре­ди них от­шель­ни­ком. Ро­ди­те­ли его, же­лая при­вя­зать Ила­ри­о­на к жиз­ни до­маш­ней и на­де­ясь со вре­ме­нем иметь в нем опо­ру сво­ей ста­ро­сти, за­ду­ма­ли его же­нить. По­сле дол­го­го со­про­тив­ле­ния Ила­ри­он все же был вы­нуж­ден под­чи­нить­ся ро­ди­тель­ско­му же­ла­нию, но с тем лишь усло­ви­ем, чтобы ему доз­во­ли­ли схо­дить в Ки­ев - ту­да, где по ука­за­нию по­кой­но­го де­да ему сле­до­ва­ло в труд­ных об­сто­я­тель­ствах ис­кать уте­ше­ние и бла­го­дат­ную по­мощь. Ро­ди­те­ли со­гла­си­лись с этим усло­ви­ем и вско­ре на­шли ему неве­сту в сво­ем се­ле. При­шло вре­мя свадь­бы, и вот, по­сле вен­ча­ния в хра­ме, по­ка шло, по обы­чаю, пе­ре­оде­ва­ние неве­сты, Ила­ри­он тай­но от всех скрыл­ся из до­ма и ушел в Ки­ев. Из­лив сер­деч­ную боль пе­ред ки­ев­ски­ми свя­ты­ня­ми и мо­ща­ми угод­ни­ков Бо­жи­их, он вы­нуж­ден был вер­нуть­ся к род­ным. Но, вся­че­ски из­бе­гая брач­ной жиз­ни и обыч­ных жи­тей­ских за­ня­тий, при­тво­рил­ся боль­ным, ска­зав, что с ним до­ро­гою из Ки­е­ва слу­чил­ся па­ра­лич - от­ня­лась пра­вая ру­ка. Так он стал и неспо­соб­ным ра­бот­ни­ком, впро­чем, все­гда вы­зы­ва­ясь по­мочь ро­ди­те­лям в их тру­де хо­тя бы од­ной ру­кою.

Так бо­лее че­ты­рех лет про­жил Ила­ри­он в ро­ди­тель­ском до­ме, вы­но­ся на­смеш­ки и уко­риз­ны до­маш­них, ви­дя по­сто­ян­ную скорбь о се­бе ро­ди­те­лей и же­ны. Еже­ми­нут­но он вы­нуж­ден был при­тво­рять­ся че­ло­ве­ком бо­лез­нен­ным, дабы со­блю­сти дев­ствен­ную чи­сто­ту и непо­роч­ность, и все это не мог­ло не от­зы­вать­ся бо­лез­нен­ным чув­ством в его серд­це. Од­но лишь слу­жи­ло ему уте­ше­ни­ем в это труд­ное вре­мя - он хо­дил учить­ся гра­мо­те в ближ­нее се­ло Го­ло­вин­щи­но к бла­го­че­сти­во­му свя­щен­ни­ку о. Тро­фи­му. Мно­го вре­ме­ни про­во­дил он там, в ду­хов­ных бе­се­дах со сво­им учи­те­лем и дру­гом, ис­кренне и всем серд­цем по­лю­бив­шим Ила­ри­о­на. Так на­учил­ся он гра­мо­те, став­шей для него спа­си­тель­ным сред­ством к удо­вле­тво­ре­нию сер­деч­ных стрем­ле­ний. В од­но вре­мя с Ила­ри­о­ном учил­ся у о. Тро­фи­ма и сын при­чет­ни­ка мест­ной церк­ви Петр Алек­се­ев­ский, с ко­то­рым он по­дол­гу бе­се­до­вал о ду­хов­ных пред­ме­тах, а впо­след­ствии жил в ве­ли­кой друж­бе ду­хов­ной.

На два­дца­том го­ду жиз­ни Ила­ри­он воз­на­ме­рил­ся, на­ко­нец на­все­гда оста­вить дом ро­ди­тель­ский и тай­но ушел из род­но­го се­ла и укрыл­ся у о. Тро­фи­ма в Го­ло­вин­щи­но. Ко­гда же через неко­то­рое вре­мя род­ные пре­кра­ти­ли по­ис­ки Ила­ри­о­на, он от­пра­вил­ся стран­ство­вать по свя­тым ме­стам.

Спер­ва Ила­ри­он от­пра­вил­ся в Ки­ев, дабы ис­про­сить се­бе там, у по­движ­ни­ков Хри­сто­вых мо­лит­вен­ной по­мо­щи и бла­го­сло­ве­ния на но­вые тру­ды и по­дви­ги люб­ви ра­ди Хри­сто­вой. Уже здесь, несмот­ря на мо­ло­дые го­ды по­движ­ни­ка, впер­вые про­яви­лась си­ла его ду­хов­ных да­ро­ва­ний. Имен­но на пу­ти в Ки­ев он по­зна­ко­мил­ся с бу­ду­щей ста­ри­цей Ев­фи­ми­ей Гри­горь­ев­ной По­по­вой из Ле­бе­дян­ско­го се­ла Ка­ли­ки­но и пред­ска­зал ее даль­ней­шую судь­бу. По­бы­вав за­тем в Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ре и дру­гих свя­тых оби­те­лях, Ила­ри­он на­ко­нец ре­шил опре­де­лить­ся в один из мо­на­сты­рей Ря­зан­ской гу­бер­нии -Ду­хов­скую оби­тель Ско­пин­ско­го уез­да или Ди­мит­ри­ев­скую - Ряж­ско­го. Од­на­ко пре­бы­ва­ние Ила­ри­о­на в мо­на­сты­ре не бы­ло дол­гим - не про­шло и го­да, как же­на его, узнав от бо­го­моль­цев о ме­сто­пре­бы­ва­нии сво­е­го сбе­жав­ше­го су­пру­га, воз­на­ме­ри­лась вер­нуть се­бе то, что, по ее ра­зу­ме­нию, при­над­ле­жа­ло ей по пра­ву. Она по­да­ла про­ше­ние в ря­зан­скую по­ли­цию с прось­бой вер­нуть до­мой ее му­жа, скры­ва­ю­ще­го­ся без пас­пор­та в од­ном из мо­на­сты­рей гу­бер­нии.

Узнав об этом за­ра­нее, Ила­ри­он по­спе­шил по­ки­нуть оби­тель и скрыл­ся в глу­хом и дре­му­чем в ту по­ру Зен­кин­ском ле­су близ с. Ка­ли­ки­но, по­ста­вив се­бе ке­лию, и стал про­во­дить там от­шель­ни­че­скую жизнь. Тут на­ве­ща­ла Ила­ри­о­на Ев­фи­мия Гри­горь­ев­на По­по­ва, поль­зо­вав­ша­я­ся его ду­хов­ны­ми со­ве­та­ми и на­став­ле­ни­я­ми и са­ма по спо­соб­но­сти сво­ей по­мо­гав­шая от­шель­ни­ку сло­вом и де­лом. Имен­но с Ев­фи­ми­ей по­движ­ник об­суж­дал по­явив­ше­е­ся у него вско­ре со­мне­ние в необ­хо­ди­мо­сти про­дол­жать от­шель­ни­че­скую жизнь в дре­му­чем ле­су и вда­ли от лю­дей - влек­ла его жизнь мо­на­стыр­ская. Бо­го­муд­рая Ев­фи­мия, ви­дя, что жизнь мо­на­стыр­ская не по его при­зва­нию, про­бо­ва­ла, бы­ло от­го­во­рить Ила­ри­о­на от даль­ней­ших по­пы­ток по­сту­пить в об­ще­жи­тель­ную оби­тель. Од­на­ко тот остал­ся на этот раз непре­кло­нен в сво­ем мне­нии и, вы­мо­лив­ши со сле­за­ми со­гла­сие сво­ей же­ны, по­сту­пил вско­ре в Пет­ро­пав­лов­скую пу­стынь близ го­ро­да Ра­нен­бур­га (ныне г. Ча­плы­гин Ли­пец­кой об­ла­сти).

На­сто­я­тель мо­на­сты­ря стро­и­тель Ав­ра­амий ко­рот­ко знал Ила­ри­о­на как бла­го­че­сти­во­го юно­шу и с ра­до­стью при­нял его в чис­ло бра­тии. По­слу­ша­ние да­ли ему - печь просфо­ры. Жизнь он вел очень стро­гую, ни с кем не сбли­жал­ся, по ке­льям не хо­дил и к се­бе не при­ни­мал. Все сво­бод­ное вре­мя по­свя­щал чте­нию и мо­лит­ве. За это бра­тия ста­ла счи­тать его гор­дым и воз­не­на­ви­де­ла, а на­сто­я­тель Ав­ра­амий по­лю­бил еще бо­лее и вско­ре по­стриг Ила­ри­о­на в ря­со­фор с име­нем Ила­рия. До­ве­ряя ему во всем, на­сто­я­тель не раз по­сы­лал о. Ила­рия за сбо­ром доб­ро­хот­ных по­жерт­во­ва­ний на оби­тель от Хри­сто­лю­би­вых бла­го­тво­ри­те­лей. Это еще бо­лее вос­ста­но­ви­ло про­тив него бра­тию. И вот од­на­жды о. Ила­рий при­вез мень­ше по­да­я­ний, чем обык­но­вен­но, и в то же вре­мя имея при се­бе хо­ро­шую ряс­ку, по­да­рен­ную ему од­ной бла­го­тво­ри­тель­ни­цей. Тут уж за­вист­ни­ки и во­все ста­ли кле­ве­тать, что он день­ги се­бе при­сво­ил. На­сто­я­тель по­ве­рил и про­гне­вал­ся на о. Ила­рия. Бра­тия же, ви­дя неми­лость к нему на­чаль­ни­ка, ни­где не да­ва­ла ему по­коя, да­же в хра­ме Бо­жи­ем не стес­ня­лись пре­сле­до­вать его на­смеш­ка­ми и глум­ле­ни­я­ми. Же­лая укло­нить­ся от встреч с бра­ти­ей, о. Ила­рий пе­ре­стал хо­дить на об­щую тра­пе­зу, о чем тут же до­нес­ли о. на­сто­я­те­лю, что он вы­став­ля­ет се­бя пост­ни­ком. На­сто­я­тель при­ка­зал ему еже­днев­но хо­дить в тра­пез­ную. И опять по­сле­до­вал до­нос, что о. Ила­рий за тра­пе­зой ни­че­го не ест. О. Ав­ра­амий счел это за гру­бость, об­ви­не­ние до­нос­чи­ков в пост­ни­че­стве на­шел ос­но­ва­тель­ным и на це­лый год от­ка­зал ему от тра­пезы и от хле­ба. Из все­го мо­на­сты­ря один толь­ко на­шел­ся со­стра­да­тель­ный брат по­но­марь, на­ве­щав­ший о. Ила­рия и при­но­сив­ший ему еже­днев­но по просфо­ре, ко­то­ры­ми он и пи­тал­ся весь этот год.

В до­вер­ше­ние всех этих зол же­на Ила­ри­о­на по на­у­ще­нию вра­га ро­да че­ло­ве­че­ско­го при­шла в мо­на­стырь и ста­ла тре­бо­вать, чтобы му­жа ее от­пу­сти­ли до­мой. При этом она на­но­си­ла на­сто­я­те­лю и бра­тии тяж­кие оскорб­ле­ния, пе­ре­би­ла ок­на в на­сто­я­тель­ской и дру­гих ке­льях. Сло­вом, та­ких на­де­ла­ла она оскорб­ле­ний на­сто­я­те­лю и бра­тии, и без то­го неми­ло­сти­вым к по­движ­ни­ку, что они вы­шли из тер­пе­ния. О. Ав­ра­амий ра­пор­том жа­ло­вал­ся на него ря­зан­ско­му Прео­свя­щен­но­му Ам­вро­сию и по­лу­чил раз­ре­ше­ние на уда­ле­ние мо­на­ха Ила­рия из пу­сты­ни. В при­сут­ствии всей бра­тии о. Ила­рия вы­ве­ли из ке­льи на мо­на­стыр­скую пло­щад­ку, где на­сто­я­тель, вве­ден­ный в за­блуж­де­ние его недоб­ро­же­ла­те­ля­ми и раз­дра­жен­ный дерз­ки­ми по­ступ­ка­ми его же­ны, со­рвал с Ила­ри­о­на кло­бук и ря­су, плю­нул ему в ли­цо и при­ка­зал вы­тол­кать за мо­на­стыр­ские во­ро­та. И безо вся­кой зло­бы, с ти­хой улыб­кой на устах и с мо­лит­вой за вра­гов сво­их в серд­це, по­движ­ник оста­вил непри­вет­ли­вую для него оби­тель, твер­до пом­ня сло­ва Гос­под­ни: от­пу­сти им: не ве­да­ют бо, что тво­рят (Лк.23:34).

Вновь остав­шись без по­сто­ян­но­го ме­сто­пре­бы­ва­ния и ви­да на жи­тель­ство, Ила­ри­он счел за луч­шее вер­нуть­ся в свою ке­лей­ку близ с. Ка­ли­ки­но. Но вско­ре он пе­ре­брал­ся от­ту­да в окрест­но­сти с. Го­ло­ви­щи­но, где жил его ду­хов­ный друг и учи­тель о. Тро­фим Иоси­фо­вич, и по­се­лил­ся в так на­зы­ва­е­мом Во­ло­вом овра­ге в че­ты­рех вер­стах от се­ла. Здесь, в дре­му­чем ле­су, он по при­ме­ру древ­них на­сель­ни­ков Ки­е­во-Пе­чер­ской Лав­ры вы­ко­пал се­бе с по­мо­щью ду­хов­но­го дру­га сво­е­го, се­ми­на­ри­ста Пет­ра Алек­се­ев­ско­го, несколь­ко пе­щер, со­еди­нен­ных уз­ки­ми про­хо­да­ми меж­ду со­бою и с глав­ной, в ко­то­рой мо­лил­ся. А в од­ной из пе­щер по­пав­ший­ся на пу­ти огром­ный ка­мень слу­жил ему вме­сто сто­ла.

Шесть лет про­жил Ила­ри­он в этом овра­ге, мо­лясь, день и ночь, из­ну­ряя плоть свою тру­да­ми и по­стом. Пи­тал­ся он од­ною редь­кою, ко­то­рую сам са­жал, и при­том ел ее без хле­ба, не очи­стив ко­жи и не омыв­ши зем­ли. Во­ду пил дож­де­вую, а ес­ли до­ждя дол­го не бы­ло, то по­мно­гу дней тер­пе­ли­во вы­но­сил жаж­ду. В жар­кие дни в ле­су на от­кры­той по­ляне мо­лил­ся, кла­дя по три ты­ся­чи зем­ных по­кло­нов. В пе­ще­ре сво­ей Ила­ри­он со­вер­шал мо­лит­вен­ные пра­ви­ла - ве­чер­ню, все­нощ­ные и утрен­ние, а утром по­се­щал храм с. Го­ло­вин­щи­но для слу­ша­ния Бо­же­ствен­ной Ли­тур­гии. На те­ле сво­ем Ила­ри­он но­сил мед­ную про­во­лоч­ную со­роч­ку и тя­же­лые вери­ги (ли­тые: чу­гун­ный крест с ве­риг и чу­гун­ный же об­раз Страст­ной Бо­жи­ей Ма­те­ри, что но­сил на гру­ди, а так­же ча­стич­ка про­во­лоч­ной со­роч­ки хра­ни­лись впо­след­ствии в Тро­е­ку­ров­ской оби­те­ли). Все те­ло его бы­ло в ра­нах от этой одеж­ды. Спал он на по­сте­ли из ду­бо­вых су­чьев, на ко­то­рых ви­де­ли сле­ды кро­ви; ле­то и зи­му хо­дил бо­сой, от­че­го но­ги бы­ли в глу­бо­ких тре­щи­нах и в кро­ви; а оде­вал­ся, не гля­дя ни на ка­кие мо­ро­зы, в бе­лую хол­що­вую ру­баш­ку и бе­лый же про­сто­го хол­ста ха­лат. И Бо­жия ми­лость со­гре­ва­ла его в этой одеж­де «бо­лее дру­гих», как он сам позд­нее го­во­рил сво­е­му ке­лей­ни­ку.

Од­на­жды, во вре­мя Че­ты­ре­де­сят­ни­цы, стоя во вре­мя служ­бы в го­ло­вин­щин­ском хра­ме, Ила­ри­он упал без чувств. При­чи­ной то­го, как вы­яс­ни­лось позд­нее, бы­ло то, что он во­сем­на­дцать дней не вку­шал во­об­ще ни­че­го. То­гда же, как вы­нес­ли по­движ­ни­ка на све­жий воз­дух на па­перть, уви­де­ли на те­ле его вери­ги и мед­ную со­роч­ку, при­чи­няв­шие те­лу его ужас­ные ра­ны.

За та­кие по­дви­ги, в сми­рен­ном ду­хе со­вер­ша­е­мые, Гос­подь спо­до­бил сво­е­го угод­ни­ка ве­ли­ких ду­хов­ных да­ро­ва­ний. Враг же ро­да на­ше­го воз­не­на­ви­дел угод­ни­ка Бо­жия еще бо­лее и озлоб­лял его, чем толь­ко мог. И но­чью и днем на­па­дал он на по­движ­ни­ка то в ви­де хищ­ных зве­рей или га­дов, то в ви­де раз­бой­ни­ков; ино­гда яв­лял­ся в ви­де гро­мад­но­го змия, го­то­во­го по­жрать тру­же­ни­ка Хри­сто­ва, а ино­гда поды­мал в пе­ще­ре страш­ный шум и крик. Но Ила­ри­он мо­лит­вой и кре­стом раз­ру­шал все его коз­ни.

Не бу­дучи в си­лах по­вре­дить по­движ­ни­ку, враг пы­тал­ся од­на­жды оскор­бить дру­га его о. Тро­фи­ма. Свя­щен­ник этот при­шел к Ила­ри­о­ну ве­че­ром, и на ту по­ру то­му нечем бы­ло да­же лу­чи­ну за­жечь. Ила­ри­он от­пра­вил­ся в се­ло за жа­ром, а о, Тро­фи­му ве­лел до­жи­дать­ся и ни­ко­му не от­во­рять без Иису­со­вой мо­лит­вы. Свя­щен­ни­ку жут­ко бы­ло од­но­му в тем­ной пе­ще­ре. Вдруг за­сту­чал кто-то в дверь. О. Тро­фим хо­тел, бы­ло от­во­рить, да опом­нил­ся и ска­зал: «Со­тво­ри мо­лит­ву». «От­во­ряй дверь»,- от­ве­чал неиз­вест­ный. «Со­тво­ри мо­лит­ву, - ска­зал свя­щен­ник, - без то­го не пу­щу». Тот про­дол­жал силь­но сту­чать. Отец Тро­фим огра­дил дверь кре­стом с мо­лит­вою и услы­шал страш­ный хо­хот и хло­па­нье в ла­до­ши. По­том все стих­ло. О. Тро­фим до то­го пе­ре­пу­гал­ся, что ед­ва мог встать с ме­ста от­во­рить дверь от­цу Ила­ри­о­ну, ко­гда он вер­нул­ся.

Пер­вое вре­мя по­движ­ник про­жи­вал со­вер­шен­но один. Бы­ли у него в пе­ще­ре пе­тух вме­сто ча­сов и змий, ко­то­рый ему не вре­дил. Но ско­ро сла­ва о его свя­той жиз­ни и бла­го­дат­ных да­ро­ва­ни­ях, осо­бен­но о да­ре ду­хов­но­го про­зре­ния, рас­про­стра­ни­лась да­ле­ко, и к нему на­ча­ли сте­кать­ся ищу­щие спа­се­ния ду­ши или уте­ше­ния и об­лег­че­ния в скор­бях жи­тей­ских. Яви­лись да­же же­ла­ю­щие под ру­ко­вод­ством Ила­ри­о­на по­тру­дить­ся в его пе­ще­рах. Та­ким об­ра­зом, во­круг по­движ­ни­ка со вре­ме­нем об­ра­зо­ва­лось неболь­шое об­ще­жи­тие из сле­ду­ю­щих лиц: некто юро­ди­вый Гри­го­рий, шу­рин о. Тро­фи­ма, кре­стья­нин Ор­лов­ской гу­бер­нии Еме­льян и ра­нен­бург­ский ме­ща­нин Ва­си­лий Ни­ки­тин.

Ила­ри­он учил их цер­ков­но­му пе­нию и вме­сте с ни­ми со­вер­шал обыч­ные днев­ные и ноч­ные пра­ви­ла. Но это неболь­шое брат­ство ис­пы­ты­ва­ло боль­шое ли­ше­ние от по­сто­ян­но­го недо­стат­ка во­ды. Со­стра­да­тель­ный Ила­ри­он, сам до тех пор тер­пе­ли­во вы­но­сив­ший жаж­ду, об­ра­тил­ся к Гос­по­ду с го­ря­чей мо­лит­вой, дав­ши при этом обет не вку­шать во­ды, по­ка про­ше­ние его не бу­дет услы­ша­но. На мо­лит­ве этой он за­снул в ле­су от уста­ло­сти и, проснув­шись на за­ре, уви­дел неда­ле­ко от се­бя куст пре­крас­ных цве­тов. «Вот ме­сто, бла­го­сло­вен­ное Гос­по­дом», - по­ду­мал он и стал рыть ко­ло­дец, в ко­то­ром вско­ре яви­лась обиль­ная чи­стая во­да. Ис­точ­ник этот су­ще­ству­ет до се­го дня в Во­ло­вом овра­ге, и во­да его це­леб­на для ве­ру­ю­щих.

Мно­же­ство при­хо­див­ших к Ила­ри­о­ну за со­ве­том и мо­лит­вой по­се­ти­те­лей на­ру­ша­ли его уеди­не­ние, и он неред­ко, из­бе­гая их, уда­лял­ся в глубь ле­са или вле­зал на вер­ши­ны вы­со­ких де­рев и мо­лил­ся там, по­ка не уда­ля­лись обес­по­ко­ив­шие его. Од­на­жды, воз­вра­ща­ясь от о. Тро­фи­ма в свои пе­ще­ры но­чью, вo вре­мя силь­ной вью­ги, Ила­риои сбил­ся с до­ро­ги, осла­бел и упал без па­мя­ти в снег. Про­ез­жав­ший ми­мо кре­стья­нин узнал его по одеж­де, по­ло­жил в свои са­ни и при­вез к о. Тро­фи­му. Свя­щен­ник счел его мерт­вым и не ре­шал­ся вне­сти в дом, опа­са­ясь по­ли­ции. По­ка он ко­ле­бал­ся, по­движ­ник еще око­ло ча­са про­ле­жал на мо­ро­зе. На­ко­нец о. Тро­фим ре­шил­ся, - внес­ли за­мерз­ше­го в дом и на­ча­ли от­ти­рать. По­сле дол­гих уси­лий рас­ти­рав­ших Ила­ри­он от­крыл гла­за и ед­ва слыш­но по­про­сил свя­щен­ни­ка от­слу­жить мо­ле­бен Бо­жи­ей Ма­те­ри Це­ли­тель­ни­це, что тот сей­час же ис­пол­нил. В про­дол­же­ние мо­леб­на он ле­жал с за­кры­ты­ми гла­за­ми и без ма­лей­ше­го дви­же­ния. По окон­ча­нии же мо­леб­на, ко­гда о. Тро­фим под­нес к нему крест, Ила­ри­он быст­ро встал, по­том, встав­ши на ко­ле­на, об­ло­бы­зал крест и, по­кло­нив­шись свя­щен­ни­ку в но­ги, не го­во­ря ни сло­ва, по­спеш­но вы­шел из гор­ни­цы и скрыл­ся. О. Тро­фим, удив­ля­ясь та­ко­му по­ступ­ку, по­слал во­ро­тить его, но на дво­ре бы­ла тем­ная ночь и вью­га, и по­слан­ные его не на­шли. На дру­гой день утром Ила­ри­он уже слу­шал Бо­же­ствен­ную Ли­тур­гию в Го­ло­вин­щин­ском хра­ме, как все­гда бо­сой, в бе­лом лет­нем ха­ла­те и ни­ма­ло не об­мо­ро­жен­ный. В знак бла­го­дар­но­сти Гос­по­ду за из­бав­ле­ние от на­прас­ной смер­ти Ила­ри­он ре­шил осталь­ное вре­мя жиз­ни сво­ей про­ве­сти в без­вы­ход­ном за­тво­ре.

С этой це­лью, с по­мо­щью дру­га сво­е­го Пет­ра Алек­се­ев­ско­го, он за­ло­жил кир­пич­ный столп та­ко­го раз­ме­ра, чтобы по­ме­щать­ся в нем толь­ко на ко­ле­нях. Но Ила­ри­о­ну не при­шлось ис­пол­нить свое на­ме­ре­ние. Про­мыс­лом Бож­ним ему пред­сто­ял не ве­ко­вой за­твор, а до вре­ме­ни раз­лич­ные тяж­кие ис­пы­та­ния.

На­ча­ло зем­ной сла­вы по­движ­ни­ка. Пе­ри­од ски­та­ний

Как уже от­ме­ча­лось, сла­ва о ду­хов­ных по­дви­гах и стро­го по­движ­ни­че­ской жиз­ни Ила­ри­о­на рас­про­стра­ня­лась быст­ро и ши­ро­ко сре­ди лю­дей, что по­буж­да­ло его ино­гда укры­вать­ся от мол­вы и сла­вы че­ло­ве­че­ской в глу­бине ле­са по несколь­ку дней. Кро­ме то­го, та­кая из­вест­ность об­ра­ти­ла на него вни­ма­ние по­ли­цей­ских вла­стей, что за­став­ля­ло по­движ­ни­ка по­ки­дать свои пе­ще­ры и от­прав­лять­ся на про­дол­жи­тель­ное вре­мя в бо­лее от­да­лен­ные ме­ста. Ча­ще все­го Ила­ри­он на­хо­дил ти­хий и ра­душ­ный при­ем в г. Ель­це Ор­лов­ской гу­бер­нии (ныне Ли­пец­кой об­ла­сти) у пре­дан­ных ему Хри­сто­лю­би­вых лю­дей. Обыч­но он оста­нав­ли­вал­ся в до­ме Елец­ко­го куп­ца Ми­ха­и­ла Ива­но­ви­ча Лав­ро­ва-Кре­че­та, ко­то­рый вме­сте со всем сво­им се­мей­ством пи­тал к Ила­ри­о­ну глу­бо­кую лю­бовь и ува­же­ние. Этот бла­го­тво­ри­тель от­во­дил в сво­ем до­ме по­движ­ни­ку от­дель­ное уеди­нен­ное по­ме­ще­ние, где его в вос­крес­ный день по­се­щал ду­хов­ник и при­об­щал Хри­сто­вых Тайн. Сам Лав­ров го­во­рил, что «всем сво­им ка­пи­та­лом я обя­зан мо­лит­вам о. Ила­ри­о­на; с тех пор как он стал ме­ня по­се­щать, Гос­подь бла­го­сло­вил дом мой вся­ким изоби­ли­ем».

Пре­бы­вая в Ель­це, Ила­ри­он по­се­щал Зна­мен­ский де­ви­чий мо­на­стырь, ста­ри­цы ко­то­ро­го на­зи­да­лись его бо­го­угод­ной жиз­нью и все­гда при­ни­ма­ли его с ува­же­ни­ем. В этом мо­на­сты­ре Ила­ри­он по­зна­ко­мил­ся с мест­ной по­движ­ни­цей Ме­ла­ньей, с ко­то­рой впо­след­ствии мно­го вре­ме­ни про­во­дил в ду­ше­спа­си­тель­ных бе­се­дах и имел боль­шую ду­хов­ную друж­бу. Од­на­жды, на­ка­нуне Свя­то­го Вос­кре­се­ния, за­твор­ни­ца схо­ди­ла к обедне и из хра­ма по­шла к Лав­ро­вым, же­лая при­гла­сить к се­бе на Пас­ху Ила­ри­о­на. Но Лав­ро­вы ни­как не со­гла­ша­лись от­пу­стить его. То­гда Ме­ла­ния ушла со скор­бью и на пер­вый день Пас­хи, си­дя од­на в сво­ем за­тво­ре, да­же за­пла­ка­ла, вспом­нив, что ду­хов­ный друг ее и со­бе­сед­ник близ­ко, а она ли­ше­на воз­мож­но­сти уте­шить­ся об­ще­ни­ем с ним. Вдруг вхо­дит к ней Ила­ри­он с при­вет­стви­ем: Хри­стос Вос­кре­се! И с кро­то­стью на­чал уко­рять её за безвре­мен­ные сле­зы и ма­ло­ду­шие. То­гда уже ра­дост­ные сле­зы по­сы­па­лись из глаз по­движ­ни­цы, и она ото всей ду­ши воз­бла­го­да­ри­ла Гос­по­да и по­движ­ни­ка Его, по­се­тив­ше­го её в та­кой скорб­ный час. По­сле про­дол­жи­тель­ной бе­се­ды о спа­се­нии ду­ши Ила­ри­он по­шел с Ме­ла­ни­ей в цер­ковь и сто­ял там ве­чер­ню. Несколь­ко дней спу­стя при­шла на­ве­стить ее гос­по­жа Лав­ро­ва и ста­ла из­ви­нять­ся, что удер­жа­ла в ло­ме сво­е­го до­ро­го­го го­стя на пер­вый день Празд­ни­ка. Изум­лен­ная Ме­ла­ния воз­ра­зи­ла: «Что ты го­во­ришь, Ав­до­тья Ми­хай­лов­на! В пер­вый день празд­ни­ка Ила­ри­он был у ме­ня в ке­лье и вме­сте с на­ми был у нас в церк­ви во вре­мя ве­чер­ни». - «Что ты! - вос­клик­ну­ла Лав­ро­ва, - он раз­го­вел­ся с на­ми и весь день чи­тал жи­тия Св. от­цов, а мы все слу­ша­ли». И тут обе, пе­ре­кре­стив­шись, про­сла­ви­ли Бо­га, див­но­го во свя­тых сво­их.

Кро­ме то­го, в Ель­це Ила­ри­он пре­бы­вал в ду­хов­ном об­ще­нии с дру­ги­ми мест­ны­ми по­движ­ни­ка­ми - свя­щен­ни­ком Пре­об­ра­жен­ской церк­ви Иоан­ном Бо­ри­со­ви­чем Жда­но­вым и юро­ди­вым Иоан­ном Ти­мо­фе­е­ви­чем Ка­ме­не­вым. Но и в Ель­це не все­гда уда­ва­лось Ила­ри­о­ну из­бе­жать непри­ят­но­стей от недоб­ро­же­ла­те­лей и по­ли­ции. Так, Елец­кий про­то­и­е­рей А.Ф. до­нес на него в по­ли­цию, что Ила­ри­он на ули­цах бла­го­слов­ля­ет под­хо­дя­щих к нему как свя­щен­ник. Жа­ло­ба эта ока­за­лась неосно­ва­тель­ной, и по­движ­ни­ка вско­ре по­сле до­про­са от­пу­сти­ли. В дру­гой раз в Ве­ли­кий чет­верг Ила­ри­он сде­лал в хра­ме за­ме­ча­ние сто­яв­шим близ него осо­бам, от шу­ма и сме­ха ко­то­рых нель­зя бы­ло слы­шать Еван­ге­лия, на­пом­нив, что они в хра­ме Бо­жи­ем, а не в хле­ву и здесь так сто­ять непри­лич­но. На что од­на осо­ба по­жа­ло­ва­лась го­род­ни­че­му, что ка­кой-то бро­дя­га на­го­во­рил им в церк­ви дер­зо­стей. Го­род­ни­чий при­ка­зал сей­час же по­са­дить Ила­ри­о­на в острог. И це­лую неде­лю до сре­ды Пас­хи про­си­дел тот в остро­ге, по­ка, на­ко­нец, Гос­подь вра­зу­мил го­род­ни­че­го, по­ра­зив его вне­зап­ной тяж­кой бо­лез­нью. Са­мый вид Ила­ри­о­на - пу­хо­вая шля­па, длин­ный бе­лый ха­лат и в зим­нее вре­мя бо­сые но­ги - об­ра­ща­ли на него по­сто­ян­но вни­ма­ние по­ли­ции. Осо­бен­но ему вре­ди­ло, что он хо­дил безо вся­ко­го ви­да на жи­тель­ство - пас­пор­та. Из-за это­го ему ча­сто при­хо­ди­лось си­деть в остро­гах во вре­мя стран­ство­ва­ний по свя­тым ме­стам. В од­ном го­ро­де ему да­же при­шлось шесть недель от­си­деть по на­прас­но­му по­до­зре­нию в важ­ном пре­ступ­ле­нии. Во все это вре­мя угод­ник Бо­жий не вку­шал пи­щи и не остав­лял мо­лит­вен­но­го пра­ви­ла. Он го­во­рил позд­нее, что за несколь­ко дней до то­го ви­дел сон, буд­то хо­дит по са­ду, где на каж­дом де­ре­ве на ши­ро­ких ли­стьях вид­на над­пись: гнев Бо­жий. Один квар­таль­ный над­зи­ра­тель в г. Ель­це, уви­дев раз на ули­це Ила­ри­о­на в его стран­ном на­ря­де, при­ка­зал сво­им под­чи­нен­ным схва­тить его. По­движ­ник, же­лая от них скрыть­ся, по­бе­жал под го­ру к ре­ке. А мост на ре­ке в то вре­мя был разо­бран. Пре­сле­до­ва­те­ли тор­же­ство­ва­ли, ду­мая, что бег­лец в их ру­ках. Ка­ко­вы же бы­ли их удив­ле­ние и страх, ко­гда они уви­де­ли, что пре­сле­ду­е­мый, осе­нив­ши кре­стом се­бя и ре­ку, по­шел по во­де, как по твер­ди. Квар­таль­ный в ужа­се пе­ре­кре­стил­ся и ска­зал: «Вот ка­ких лю­дей при­ка­зы­ва­ют нам хва­тать как мо­шен­ни­ков! Не яс­но ли, что это че­ло­век Бо­жий?» Этот слу­чай так по­дей­ство­вал на его ду­шу, что он, не мед­ля дол­го, вы­шел в от­став­ку и кон­чил жизнь в мо­на­сты­ре.

Кро­ме Ель­ца Ила­ри­он по­се­щал ино­гда и За­донск, в Бо­го­ро­диц­ком муж­ском мо­на­сты­ре ко­то­ро­го имел об­ще­ние с опыт­ным в ду­хов­ной жиз­ни стар­цем иерос­хи­мо­на­хом Ага­пи­том, по вре­ме­нам, бла­го­слов­ляв­шим то­го св. просфо­рой. В той же за­дон­ской оби­те­ли Ила­ри­он по­встре­чал бу­ду­ще­го по­движ­ни­ка Ра­нен­бург­ской пу­сты­ни иерос­хи­мо­на­ха На­фа­наи­ла. По­дой­дя к нему в тол­пе рез­вя­щих­ся мо­ло­дых по­слуш­ни­ков, Ила­ри­он ду­хов­но про­зрел его бу­ду­щее и, тро­нув ти­хо ру­кой, ска­зал: «Схим­ник! Бу­дет...» До­хо­дил по­движ­ник в сво­их пу­те­ше­стви­ях и до лю­би­мо­го им всем серд­цем Ки­е­ва, где по­дол­гу мо­лил­ся пред нетлен­ны­ми мо­ща­ми угод­ни­ков Бо­жи­их. Воз­вра­ща­ясь од­на­жды от­ту­да в Го­ло­вин­щи­но, Ила­ри­он силь­но за­бо­лел и смог до­брать­ся толь­ко до Ко­рен­ной пу­сты­ни близ г. Кур­ска. На­сто­я­тель ее ар­хи­манд­рит Фила­рет хо­ро­шо знал Ила­ри­о­на по преж­ним его по­се­ще­ни­ям и все­гда бла­го­во­лил к нему. Ви­дя, что жизнь за­болев­ше­го в опас­но­сти, о. Фила­рет пред­ло­жил ему по­стричь­ся в ман­тию, что Ила­ри­он счел зна­ком ми­ло­сер­дия Бо­жия. Так угод­ник был тай­но по­стри­жен в мо­на­ше­ство с име­нем сво­е­го преж­не­го Ан­ге­ла - преп. Ила­ри­о­на Ве­ли­ко­го, па­мять ко­то­ро­го Цер­ковь празд­ну­ет 21 ок­тяб­ря (ст. ст.). Через неко­то­рое вре­мя Ила­ри­он по­пра­вил­ся и вновь вер­нул­ся в свои пе­ще­ры.

Слух о воз­вра­ще­нии по­движ­ни­ка быст­ро раз­но­сил­ся по окру­ге, и в Во­ло­вый овраг на­чи­на­ли сте­кать­ся тол­пы на­ро­да, жаж­ду­щие ду­ше­спа­си­тель­ной бе­се­ды с угод­ни­ком Бо­жи­им или ис­це­ле­ний сво­их те­лес­ных неду­гов. Так, из­вест­но, что по мо­лит­вам Ила­ри­о­на от глу­хо­ты и рас­слаб­ле­ния вслед­ствие гро­мо­во­го уда­ра из­ба­вил­ся 12-лет­ний маль­чик, ко­то­ро­го за­твор­ник учил гра­мо­те и не раз брал с со­бой на бо­го­мо­лье. Око­ло 1800 г. пе­ще­ры в Во­ло­вом овра­ге по­се­ти­ла 24-лет­няя бла­го­че­сти­вая де­ви­ца из се­ла Пи­ко­во Ра­нен­бург­ско­го уез­да Да­рья Дмит­ри­ев­на Ка­ту­ко­ва, став­шая впо­след­ствии ос­но­ва­тель­ни­цей Ка­зан­ско­го де­ви­чье­го мо­на­сты­ря в с. Се­зе­но­во Ле­бе­дян­ско­го уез­да. Она спра­ши­ва­ла у Ила­ри­о­на со­ве­та: ка­ким пу­тем ид­ти ей в жиз­ни для до­сти­же­ния веч­но­го спа­се­ния. По со­ве­ту по­движ­ни­ка Да­рья Ка­ту­ко­ва по­сту­пи­ла в од­ну из жен­ских оби­те­лей, где про­ве­ла око­ло се­ми лет в ве­ли­ких тру­дах.

Как уже ска­за­но, мно­го яви­лось у Ила­ри­о­на по­чи­та­те­лей, но, как все­гда бы­ва­ет, не бы­ло недо­стат­ка и в недоб­ро­же­ла­те­лях и да­же яв­ных вра­гах, по­дви­гав­ших­ся дья­воль­ской нена­ви­стью к ра­бу Хри­сто­ву, сво­ей жиз­нью об­ли­чав­ше­му их нече­стье. Осо­бен­но нена­ви­дел пре­по­доб­но­го управ­ля­ю­щий име­ни­ем Г. Со­ло­во­во, на зем­ле ко­то­ро­го на­хо­ди­лись его пе­ще­ры, мос­ков­ский ме­ща­нин Сте­пан Фила­тов. Это был че­ло­век гру­бый, же­сто­кий и му­чил под­власт­ных ему кре­стьян. Несчаст­ные об­ра­ща­лись в скор­бях сво­их к Ила­ри­о­ну, и он уте­шал их со­ве­та­ми и мо­лит­вою и укреп­лял в тер­пе­нии. Фила­то­ву по­ка­за­лось, что кре­стьяне хо­дят к Ила­ри­о­ну жа­ло­вать­ся на его же­сто­кость и что он воз­му­ща­ет кре­стьян. Же­лая ото­мстить, управ­ля­ю­щий взял од­на­жды с со­бою че­ты­рех вер­хо­вых с пле­тя­ми и ло­па­та­ми и по­ехал с ни­ми к пе­ще­рам. Он на­ме­ре­вал­ся вы­сечь и про­гнать Ила­ри­о­на, а пе­ще­ры его за­ко­пать. Но Гос­подь за­тем­нил их ра­зум, и они це­лый день до позд­ней но­чи про­ез­ди­ли по сво­им по­лям и по соб­ствен­но­му ле­су, не узна­вая мест­но­сти, и, на­ко­нец, при­е­ха­ли к сво­е­му до­му. Это чу­до и убеж­де­ние слу­чив­ше­го­ся го­стя вра­зу­ми­ли управ­ля­ю­ще­го, и он ре­шил на дру­гой день у Ила­ри­о­на про­сить про­ще­ния. В эту же ночь ему при­ви­дел­ся страш­ный сон, буд­то пе­ред ок­на­ми его сто­ят три ви­се­ли­цы: же­лез­ная, мед­ная и де­ре­вян­ная. Утром управ­ля­ю­щий по­ехал к Ила­ри­о­ну рас­ска­зать о сво­ем злом умыс­ле и про­сить про­ще­ния. «Ес­ли я под­пал под та­кую твою неми­лость, зна­чит, я пе­ред то­бою ви­но­ват, а не ты пе­ре­до мною. Про­сти ме­ня Бо­га ра­ди», - крот­ко от­ве­чал угод­ник Бо­жий и по­кло­нил­ся ему в но­ги. Фила­тов спро­сил о зна­че­нии ви­ден­но­го им сна. Про­зре­вая суд Бо­жий над его до­мом, тот от­ве­чал: «Же­лез­ная ви­се­ли­ца твоя, мед­ная - сы­на тво­е­го, а де­ре­вян­ная тво­ей же­ны». Ско­ро сон этот сбыл­ся. Управ­ля­ю­щий был убит ло­шадь­ми, сы­на его со­сла­ли на ка­тор­гу, а же­ну ба­рин от­пра­вил на скот­ный двор на­равне с по­след­ни­ми кре­стьян­ка­ми хо­дить за ско­том.

Ско­ро по­стиг­ло Ила­ри­о­на но­вое ис­пы­та­ние. В 1805 г. недоб­ро­же­ла­те­ли до­нес­ли ра­нен­бург­ско­му ис­прав­ни­ку, что за­твор­ник ве­дет дур­ную жизнь со сво­им мо­ло­дым ке­лей­ни­ком. Вско­ре яви­лась в лес по­ли­ция и аре­сто­ва­ла по­движ­ни­ка, ке­лей­ни­ка про­гна­ла до­мой, а пе­ще­ры бы­ли за­ры­ты. Под­ви­зав­ши­е­ся с ним в пе­ще­рах тру­же­ни­ки разо­шлись еще до то­го один по од­но­му, не имея сил про­дол­жать та­кой труд­ный по­двиг. Спер­ва Ила­ри­о­на за­клю­чи­ли в острог, а ло­том под­верг­ли цер­ков­ной епи­ти­мий, при­су­див его к ше­сти­ме­сяч­но­му пре­бы­ва­нию в мо­на­сты­ре, ко­то­рые он и про­вел с вес­ны по осень то­го же го­да в Ра­нен­бург­ской пу­сты­ни. На этот раз дру­гой на­сто­я­тель иеро­мо­нах Па­и­сий и бра­тия встре­ти­ли его дру­же­люб­но, так как сла­ва о его доб­ро­де­тель­ной жиз­ни утвер­ди­лась проч­но. Та­ким об­ра­зом, вско­ро­сти со ис­ку­ше­ни­ем Гос­подь со­тво­рил и из­бы­тие - неожи­дан­но на­ка­за­ние это для Ила­ри­о­на ста­ло ско­рее от­ды­хом от пе­щер­ной жиз­ни.

Во вре­мя пре­бы­ва­ния пре­по­доб­но­го в Пет­ро­пав­лов­ской пу­сты­ни Гос­подь еще раз явил си­лу Дес­ни­цы Сво­ей, ка­ра­ю­щей оскор­би­те­лей угод­ни­ков Его. Ра­нен­бург­ский го­род­ни­чий, нена­ви­дя Ила­ри­о­на, ре­шил­ся да­же ис­тре­бить его, для че­го под­го­во­рил по­доб­ных се­бе по зло­нра­вию лю­дей по­ехать на трой­ке в пу­стынь. Неда­ле­ко от ка­мен­но­го мо­ста ло­ша­ди неожи­дан­но по­нес­ли, эки­паж раз­бил­ся, се­до­ков раз­бро­са­ло во­круг, а го­род­ни­чий на са­мом мо­сту был вы­бро­шен с та­кой си­лой, что убил­ся ед­ва ли не до смер­ти. Так Гос­подь хра­нил вер­но­го ра­ба Сво­е­го и раз­ру­шал со­вет нече­сти­вых.

По окон­ча­нии епи­ти­мий Ила­ри­он был вы­нуж­ден ис­кать се­бе но­вое ме­сто­пре­бы­ва­ние, так как пе­ще­ры в Во­ло­вом овра­ге бы­ли уни­что­же­ны. Же­лая вновь по­се­лить­ся в сво­ей лес­ной ке­лий близ с. Ка­ли­ки­но, он при­шел в дре­му­чий зен­кин­ский лес, но об­на­ру­жил и этот свой при­ют уни­что­жен­ным. По­это­му был вы­нуж­ден по­се­лить­ся на квар­ти­ре од­но­го кре­стья­ни­на в са­мом Ка­ли­ки­но, где ему при­слу­жи­ва­ла все та же Ев­фи­мия По­по­ва. Ила­ри­он стал на­став­ни­ком и ру­ко­во­ди­те­лем ду­хов­ной жиз­ни бу­ду­щей ста­ри­цы, ко­то­рая впо­след­ствии ча­сто рас­ска­зы­ва­ла окру­жав­шим ее лю­дям за­ме­ча­тель­ные слу­чаи о сво­ем по­слу­ша­нии у пре­по­доб­но­го, яв­но сви­де­тель­ству­ю­щие о свя­то­сти его жиз­ни. Так, од­на­жды слу­чи­лось Ев­фи­мии остать­ся у от­ца Ила­ри­о­на в ке­лье, в то вре­мя как сам он был в церк­ви у обед­ни. Она взя­ла у него просфо­ру и хо­те­ла съесть, да вспом­ни­ла, что без бла­го­сло­ве­ния есть греш­но, и спря­та­ла просфо­ру за печ­ку. Ба­тюш­ка вер­нул­ся из церк­ви и за ча­ем го­во­рит: «Ев­фи­мия! Ка­кая у нас за­ве­лась во­ров­ка! Тас­ка­ет из скрыв­ни просфо­ры!» И за­тем встал, по­до­шел к печ­ке и до­стал спря­тан­ную просфо­ру. Она упа­ла ему в но­ги и со сле­за­ми про­си­ла про­ше­ния. «Вста­вай, - ска­зал ба­тюш­ка, - про­щаю. А в дру­гой раз так не де­лай, а то чрез один грех враг по­ло­жит в серд­це охо­ту и ко всем». В дру­гой раз Ила­ри­он за­шел за ней по до­ро­ге в храм и по­звал с со­бой к Бо­же­ствен­ной ли­тур­гии: «Пой­дем, по­ра!» «Сей­час, - от­ве­ча­ла Ев­фи­мия, - толь­ко обу­юсь». «Иди так», - ска­зал Ила­ри­он. «Нет, не мо­гу, бо­юсь, но­ги за­бо­лят». Ила­ри­он не стал на­ста­и­вать, Ев­фи­мия обу­лась, и они по­шли вме­сте на служ­бу. И вот, обу­тая Ев­фи­мия хоть и идет, а все-та­ки от­ста­ет от Ила­ри­о­на. «Что ж ты от­ста­ешь?» - спра­ши­ва­ет пре­по­доб­ный. «Но­гам что-то боль­но», - от­ве­ча­ет Ев­фи­мия. «Да ведь ты обу­лась», - за­ме­тил ей Ила­ри­он, на­мек­нув на то, что хри­сти­а­ни­на, рев­ну­ю­ще­го о бо­го­уго­жде­нии и спа­се­нии сво­ей ду­ши, не столь­ко обувь и одеж­да охра­ня­ют, сколь­ко бес­пре­ко­слов­ное по­слу­ша­ние с ве­рою ду­хов­но­му сво­е­му на­став­ни­ку. По­сле это­го Ев­фи­мия шесть недель силь­но бо­ле­ла но­га­ми и не вста­ва­ла с по­сте­ли. А Ила­ри­он, вра­зум­ляя свою уче­ни­цу, ска­зал ей при по­се­ще­нии: «Это те­бе за непо­слу­ша­ние».

Два ме­ся­ца про­жил Ила­ри­он в с. Ка­ли­ки­но, а за­тем пе­ре­се­лил­ся в цер­ков­ную ка­ра­ул­ку с. Го­ло­вин­щи­но. Об этом пе­ри­о­де жиз­ни угод­ни­ка Бо­жия стал из­ве­стен один зна­ме­на­тель­ный слу­чай. По­ме­щик со­сед­не­го се­ла Кар­пов­ки князь Ми­ха­ил Алек­сан­дро­вич Дол­го­ру­ков, по­лям ко­то­ро­го гро­зи­ла за­су­ха, при­слал Ила­ри­о­ну за­пис­ку с прось­бой по­мо­лить­ся Гос­по­ду о нис­по­сла­нии до­ждя. Тот от­вет­ным пись­мом обе­щал ис­пол­нить его прось­бу, и в тот же день по­лил дождь, вос­кре­сив­ший по­ги­бав­шие хле­ба. Это уве­ри­ло кня­зя в том, что Ила­ри­он уго­ден Гос­по­ду, и он возы­мел усерд­ное же­ла­ние дать ему по­кой в сво­ем име­нии. В сво­ем се­ле Кар­пов­ке, у са­мой церк­ви во имя Ивер­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри, князь по­ста­вил с этой це­лью удоб­ную ке­лью и по­се­лил в ней угод­ни­ка. В услу­же­ние ему да­ли маль­чи­ка и до­став­ля­ли все необ­хо­ди­мое к со­дер­жа­нию. Все се­мей­ство кня­зя лю­би­ло и ува­жа­ло Ила­ри­о­на, а кня­ги­ня соб­ствен­но­руч­но оби­ла сук­ном его ке­лию.

В Кар­пов­ке он несколь­ко лет жил по­кой­но, под­ви­за­ясь по-преж­не­му в по­сте, мо­лит­ве и тру­дах. Князь Ми­ха­ил Алек­сан­дро­вич, по­дол­гу про­жи­вав­ший в сво­ем име­нии, на­хо­дил ве­ли­кую от­ра­ду и уте­ше­ние в бе­се­дах с бо­го­муд­рым и опыт­ным в ду­хов­ной жиз­ни по­движ­ни­ком. К это­му же вре­ме­ни от­но­сит­ся пред­ска­за­ние Ила­ри­о­на об ис­хо­де вой­ны 1812 го­да. Мно­гие со­се­ди-по­ме­щи­ки при­ез­жа­ли к нему за со­ве­том, ку­да им уехать от на­дви­гав­ших­ся пол­чищ На­по­лео­на. «Не рас­стра­и­вай­те на­прас­но сво­их по­жит­ков и мно­го не бес­по­кой­тесь, – от­ве­чал им угод­ник Бо­жий, – а мо­ли­тесь усерд­нее Гос­по­ду в по­сте и сле­зах; чи­тай­те ака­фист Ма­те­ри Бо­жи­ей, и мы по­ми­ло­ва­ны бу­дем, а су­по­стат по­сра­мит­ся. Пусть он взял Моск­ву - на де­ревне оста­но­вит­ся». Про­ро­че­ские сло­ва по­движ­ни­ка сбы­лись в точ­но­сти.

Здесь же, в Кар­пов­ке, Ила­ри­о­на ча­сто по­се­ща­ла Да­рья Дмит­ри­ев­на Ка­ту­ко­ва, уже вы­шед­шая из мо­на­сты­ря и по­доб­но сво­е­му на­став­ни­ку ча­сто пе­ре­хо­див­шая с ме­ста на ме­сто. На­ко­нец, ро­ди­те­ли ее вы­стро­и­ли для Да­рьи ке­лию в с. Го­ло­вин­щи­но близ церк­ви, где бла­го­че­сти­вая де­ви­ца за­ня­лась пе­че­ни­ем просфор для окрест­ных бел. В де­каб­ре 1817 г. она впер­вые при­вез­ла к Ила­ри­о­ну из За­дон­ска бла­жен­но­го Иоан­на, впо­след­ствии про­сла­вив­ше­го­ся как Се­зе­нов­ский за­твор­ник. Да­рья на­ме­ре­ва­лась про­сить Ила­ри­о­на взять се­бе юро­ди­во­го в услу­же­ние, но пре­по­доб­ный, про­ви­дя ду­хов­ную зре­лость Иоан­на, несмот­ря на его юный воз­раст, от­ка­зал­ся от пред­ло­же­ния Ка­ту­ко­вой и со сми­рен­ным ви­дом ска­зал: «Не Иоанн мне, а я Иоан­ну дол­жен слу­жить – он ста­рее ме­ня». По со­ве­ту Ила­ри­о­на бла­жен­но­го Иоан­на при­нял к се­бе по­ме­щик се­ла Се­зе­но­во князь Фе­дор Ни­ко­ла­е­вич Несвиц­кий.

И хо­тя Ила­ри­он, по глу­бо­ко­му сво­е­му сми­ре­нию, счи­тал се­бя в ду­хов­ной жиз­ни ни­же бла­жен­но­го Иоан­на, он не пе­ре­ста­вал вни­ма­тель­но сле­дить за мо­ло­дым по­движ­ни­ком. Из­вест­но несколь­ко слу­ча­ев, ко­гда Ила­ри­он ду­хов­но про­зре­вал мно­го­чис­лен­ные и раз­но­об­раз­ные ис­ку­ше­ния Иоан­на и спе­шил прий­ти ему на по­мощь ду­хов­ны­ми со­ве­та­ми или ду­ше­по­лез­ны­ми по­ступ­ка­ми.

По смер­ти кня­зя Ми­ха­и­ла Алек­сан­дро­ви­ча дво­ро­вые и управ­ля­ю­щие име­ни­ем по­ста­ра­лись сде­лать невоз­мож­ным для Ила­ри­о­на даль­ней­шее пре­бы­ва­ние в Кар­пов­ке. Они пи­са­ли на него лож­ные до­но­ше­ния мо­ло­до­му кня­зю в Моск­ву и на­стро­и­ли то­го про­тив по­движ­ни­ка. И ко­гда князь при­е­хал в Кар­пов­ку с на­ме­ре­ни­ем от­ка­зать Ила­ри­о­ну в ке­лий, то, встре­тив­шись с ним, вско­ре по­нял всю неле­пость воз­во­ди­мых на Ила­ри­о­на на­прас­лин и, про­ща­ясь, про­сил у него его мо­литв и бла­го­сло­ве­ния. Отъ­ез­жая из име­ния, князь на­ка­зы­вал сво­им лю­дям обе­ре­гать Ила­ри­о­на ото всех непри­ят­но­стей. Од­на­ко нена­вист­ни­ки стар­ца ста­ли еще бо­лее до­са­ждать ему, пы­та­ясь вы­жить Ила­ри­о­на из име­ния. Сми­рен­но и с мо­лит­вой за вра­гов сво­их Ила­ри­он при­нял ре­ше­ние уда­лить­ся от сво­их при­тес­ни­те­лей и при­нял пред­ло­же­ние со­сед­них вла­дель­цев Су­ха­но­вых пе­ре­брать­ся к ним в име­ние. Это бы­ло в 1819 г. Он пе­ре­ехал в с. Ко­лы­че­во и под­ви­зал­ся там пять лет, не имея по­сто­ян­но­го при­ю­та, а пе­ре­хо­дя от од­но­го по­ме­щи­ка к дру­го­му – сна­ча­ла жил во фли­ге­ле Алек­сандра Дмит­ри­е­ви­ча Ко­шеле­ва, за­тем у Пи­са­ре­ва, Ко­ло­сов­ни­на, Пет­ра Ни­ко­ла­е­ви­ча Кузь­ми­на и, на­ко­нец, у Вла­ди­ми­ра Ни­ко­ла­е­ви­ча Мень­ши­ко­ва. Во вре­мя пре­бы­ва­ния Ила­ри­о­на в Ко­лы­че­во из­ве­стен один ин­те­рес­ный и на­зи­да­тель­ный слу­чай. Один бо­га­тый по­ме­щик пред­ла­гал Ила­ри­о­ну в дар му­ку и про­сил о лич­ной встре­че, но вся­кий раз по­лу­чал от­каз. То­гда он сам при­е­хал в Ко­лы­че­во и уго­во­рил ке­лей­ни­ка пу­стить его к пре­по­доб­но­му. Вой­дя к Ила­ри­о­ну и не пе­ре­кре­стив­шись на св. ико­ны, он стал «вра­зум­лять» угод­ни­ка Бо­жия, утвер­ждая, что Гос­подь со­здал че­ло­ве­ка для на­сла­жде­ния жиз­нью, сча­стья и удо­воль­ствия, а не для са­мо­ис­тя­за­ния, как он. За­тем он пред­ло­жил за­твор­ни­ку пе­ре­ехать к нему в дом и обе­щал все бла­га жиз­ни. «Вы кон­чи­ли?» - крот­ко спро­сил Ила­ри­он. «Да, - от­ве­тил по­ме­щик. Что вы мне на это ска­же­те?» — «Вы са­ми от се­бя все это го­во­ри­ли или кто при­слал вас ко мне?» – «Да, я по­слан». То­гда Ила­ри­он взял жи­во­тво­ря­щий крест и па­ли­цу, при­слан­ные ему в дар Прео­свя­щен­ным Ан­то­ни­ем, ар­хи­епи­ско­пом Во­ро­неж­ским, осе­нил изум­лен­но­го по­се­ти­те­ля, а па­ли­цу на­бро­сил на шею. По­ме­щик по­блед­нел, за­тряс­ся и упал без чувств, ис­пус­кая изо рта пе­ну. Ила­ри­он при­ка­зал ке­лей­ни­ку си­ять с пра­вой но­ги по­се­ти­те­ля са­пог, из ко­то­ро­го по­сле это­го вы­пал кре­стик, ко­то­рый нече­сти­вец по­пи­рал сво­ей пя­той. При­шед­ше­го в чув­ство в пол­ном из­не­мо­же­нии по­се­ти­те­ля Ила­ри­он на­по­ил бо­го­яв­лен­ской во­дою, и тот успо­ко­ил­ся. За­тем ста­рец стал по­учать его, со­ве­туя по­ду­мать о ду­ше сво­ей, оста­вить нече­стие и пе­ре­ме­нить жизнь: «По­кай­тесь и мо­ли­тесь Бо­гу, и ми­ло­серд­ный Гос­подь про­стит гре­хи и без­за­ко­ния ва­ши». На что по­ме­щик при­знал­ся, что он со­сто­ит в тай­ном об­ще­стве, и дал страш­ную клят­ву ве­сти имен­но та­кой об­раз жиз­ни. «Ва­ша клят­ва, – воз­ра­зил Ила­ри­он, – страш­на толь­ко для вас. Я вам ру­ча­юсь, что ес­ли вы с чи­стым рас­ка­я­ни­ем об­ра­ти­тесь к Бо­гу, непо­сти­жи­мо и неиз­ре­чен­но бла­го­му и ми­ло­серд­но­му ко всем, в осо­бен­но­сти к ис­кренне ка­ю­щим­ся греш­ни­кам, – бу­де­те по­ми­ло­ва­ны Гос­по­дом, Ко­то­рый за на­ши гре­хи бла­го­во­лил при­не­сти Се­бя в жерт­ву уми­ло­стив­ле­ния прав­де Бо­жи­ей. По­ез­жай­те до­мой, в Моск­ву не ез­ди­те, чи­тай­те кни­гу, ко­то­рую я дам вам; по­да­вай­те бед­ным ми­ло­сты­ню без раз­бо­ра всем. Во имя Хри­ста, Спа­си­те­ля на­ше­го, и на­ве­щай­те ме­ня». Сна­ча­ла этот по­ме­щик ста­рал­ся ис­пол­нять со­ве­ты Ила­ри­о­на, но по­том все же уехал в Моск­ву и там зло­по­луч­но окон­чил свою жизнь.

В по­след­нее вре­мя пре­бы­ва­ния в се­ле Ко­лы­че­ве Ила­ри­он жил в уеди­нен­ной ке­лии, устро­ен­ной для него дан­ков­ским по­ме­щи­ком Вла­ди­ми­ром Ни­ко­ла­е­ви­чем Мень­ши­ко­вым в глу­бо­ком овра­ге. По­движ­ник был обес­пе­чен всем необ­хо­ди­мым и да­же по­лу­чил от сво­е­го бла­го­де­те­ля од­но­го из луч­ших его кре­пост­ных – Ни­ки­ту – для ке­лей­но­го услу­же­ния. К это­му пе­ри­о­ду жиз­ни Ила­ри­о­на от­но­сит­ся со­зда­ние им сво­е­го ду­хов­но­го за­ве­ща­ния – до­ку­мен­таль­но­го сви­де­тель­ства его глу­бо­чай­ше­го сми­ре­ния. Вот его текст: «Во имя От­ца, и сы­на, и Свя­та­го ду­ха. Аминь. Бо­же жиз­ни, у Ко­то­ро­го мерт­вых нет. Все бо нис­хо­дя­щие во гроб к Те­бе те­кут и у Те­бя со­би­ра­ют­ся в неви­ди­мом ми­ре, – (Те­бе жи­ви суть, где тя­нут ве­ки), ку­да вход нам неиз­бе­жен. Бо­же пра­вед­ный! У Те­бя ме­ри­ло на­ших дел. Ужа­са­ю­ся и тре­пе­щу, го­то­вя­ся с ча­су на час к ис­хо­ду от сей ма­ловре­мен­ной жиз­ни - пред­стать на веч­ное пре­бы­ва­ние. И воз­вра­ща­юсь в зем­лю, от нея же взят был. Раз­су­дил я все свои тлен­ныя ве­щи предо­ста­вить тлен­ным же лю­дям. Мо­лю и про­шу, по кон­чине дней мо­их, раз­дать все мое бед­ней­шее име­ние са­мо­бед­ней­шим, да нес­тя­жа­ние мое ви­ди­мо бу­дет там, пред ли­цем Гос­по­да Бо­га мо­е­го. Я ви­но­вен про­тив всех, про­шу ме­ня про­стить. А я от всей ду­ши мо­ей про­щаю всех. Убо­гий ар­хи­греш­ник Ила­ри­он от­шель­ник. Пи­са­но от Рож­де­ства во пло­ти Бо­га Сло­ва 1822 ле­та мая 28 дня, пре­бы­ва­ния мо­е­го – иже вез­де».

К то­му вре­ме­ни здо­ро­вье по­движ­ни­ка бы­ло уж силь­но рас­ша­та­но: да­вал се­бя чув­ство­вать рев­ма­тизм. По­это­му Ила­ри­он стал ду­мать о по­сто­ян­ном при­ста­ни­ще. Мно­гие из окрест­ных по­ме­щи­ков ра­ды бы бы­ли успо­ко­ить у се­бя ве­ли­ко­го по­движ­ни­ка, но ему всех угод­нее бы­ло при­гла­ше­ние бла­го­че­сти­во­го Ива­на Ива­но­ви­ча Ра­ев­ско­го, вла­дель­ца се­ла Тро­е­ку­ро­во Ле­бе­дян­ско­го уез­да. Он сам рас­ска­зы­вал впо­след­ствии сест­рам сво­ей ма­лень­кой об­щи­ны, что, пу­те­ше­ствуя с юных лет в Ки­ев, Во­ро­неж, За­донск или Елец, он все­гда ста­рал­ся зай­ти в Тро­е­ку­ро­во и лю­бил от­дох­нуть там у стро­ив­шей­ся церк­ви во имя Успе­ния Бо­жи­ей Ма­те­ри под те­нью вы­со­ких и гу­стых лип и бе­рез: «Тишь та­кая, кру­гом зе­лень, про­хла­да – слов­но рай зем­ной, и рас­стать­ся, бы­ва­ло, не хо­чет­ся, тут бы и уме­реть». Ча­сто да­же но­че­вал он там, на от­кры­том воз­ду­хе. Его при­вле­ка­ла кра­со­та это­го ме­ста, ды­шав­ше­го ми­ром и ти­ши­ною. По­сле усерд­ных и неот­ступ­ных просьб Ива­на Ива­но­ви­ча Ра­ев­ско­го, же­лав­ше­го при­ютить у се­бя угод­ни­ка Бо­жия, тот стал скло­нять­ся к то­му, чтобы пе­ре­брать­ся в Тро­е­ку­ро­во. Но сна­ча­ла он схо­дил в Ки­ев по­мо­лить­ся и по­со­ве­то­вать­ся со стар­ца­ми. На воз­врат­ном пу­ти, идя ле­сом, услы­шал Ила­ри­он го­лос: «Бу­дет те­бе хо­дить! Спа­сай­ся на од­ном ме­сте!» Ила­ри­он пал ниц, с тре­пе­том бла­го­да­ря Гос­по­да за неиз­ре­чен­ное Его Ми­ло­сер­дие, и дал обе­ща­ние оста­ток дней сво­их про­ве­сти на ме­сте, ко­то­рое Он ему ука­жет. Вер­нув­шись в Ко­лы­че­во, при­шел Ила­ри­он в свою ке­лью и не успел еще от­дох­нуть с до­ро­ги, как в тот же день вновь при­е­хал к нему Иван Ива­но­вич с при­гла­ше­ни­ем ехать с ним в Тро­е­ку­ро­во. По­движ­ник, ви­дя в этом ука­за­ние свы­ше, со­гла­сил­ся и в са­мую пол­ночь 3 но­яб­ря 1824 го­да вы­ехал из Ко­лы­че­ва, взяв с со­бою лю­би­мо­го ке­лей­ни­ка сво­е­го Ни­ки­ту.

Жизнь Ила­ри­о­на в Тро­е­ку­ро­во

Бы­ло еще тем­но, ко­гда они при­е­ха­ли в Тро­е­ку­ро­во, и лишь при­го­тов­лен­ная Ра­ев­ским трех­ком­нат­ная ке­лья по ле­вую сто­ро­ну Ди­мит­ри­ев­ской церк­ви так и све­ти­лась вся от лам­пад и све­чей, буд­то в Ве­ли­кий празд­ник. С ра­до­стью всту­пил в нее Ила­ри­он, най­дя, на­ко­нец, убе­жи­ще, в ко­то­ром на­де­ял­ся кон­чить жизнь свою. Ке­лья его бы­ла из трех ком­нат: в двух по­ме­шал­ся он, а в тре­тьей ке­лей­ник. На со­дер­жа­ние ему Ра­ев­ский при­ка­зал вы­да­вать еже­год­но 50 руб. ас­сиг­на­ци­я­ми. Но это по­со­бие нуж­но бы­ло толь­ко пер­вое вре­мя, а за­тем усер­дие по­се­ти­те­лей да­ло Ила­ри­о­ну воз­мож­ность не толь­ко со­дер­жать ке­лей­ных, но и мно­гим бед­ным по­мо­гать.

Жи­вя в Тро­е­ку­ро­ве, Ила­ри­он до са­мой смер­ти ни­ку­да не вы­хо­дил из ке­льи, кро­ме хра­ма, и к се­бе ма­ло ко­го до­пус­кал, а по­се­ти­те­лям от­ве­чал боль­ше через ке­лей­ни­ков – от­то­го и на­рек­ли его в на­ро­де За­твор­ни­ком. Го­ря лю­бо­вью к Гос­по­ду, по­движ­ник счи­тал по­те­рян­ным для се­бя тот день, в ко­то­рый не был у Бо­же­ствен­ной Ли­тур­гии. По­это­му он упро­сил мест­но­го свя­щен­ни­ка слу­жить еже­днев­но и от се­бя да­вал в храм му­ку, ви­но, мас­ло, ла­дан и све­чи. В цер­ковь по­движ­ник при­хо­дил толь­ко к Ли­тур­гии и, ве­ро­ят­но, неудо­вле­тво­рен­ный со­кра­ща­е­мы­ми свя­щен­ни­ком утрен­ни­ми и ве­чер­ни­ми бо­го­слу­же­ни­я­ми, стал за­ме­нять их про­дол­жи­тель­ны­ми ке­лей­ны­ми пра­ви­ла­ми. На мо­лит­ву он ста­но­вил­ся с пер­во­го ча­су по­по­лу­но­чи и мо­лил­ся до обед­ни. При­дя из церк­ви, опять мо­лил­ся до по­лу­дня. С две­на­дца­ти до трех ча­сов при­ни­мал неко­то­рых по­се­ти­те­лей, а дру­гим от­ве­чал через ке­лей­ни­ков, С трех ча­сов опять мо­лил­ся до де­вя­ти ве­че­ра. В де­вять от­пус­кал ке­лей­ни­ка спать, а сам за­пи­рал­ся в сво­ей ком­на­те. Спал ли он или в бде­нии про­во­дил осталь­ные ча­сы – неиз­вест­но.

Толь­ко он сам го­во­рил ке­лей­ни­кам, что мо­на­ху не долж­но спать бо­лее че­ты­рех ча­сов в сут­ки, да и то по­сле боль­ших тру­дов. Же­лая, ве­ро­ят­но, при­учить их к бодр­ство­ва­нию, он имел обык­но­ве­ние бу­дить их в две­на­дца­том ча­су но­чи и по­сы­лать за во­дой на ре­ку или в ко­ло­дезь. Св. Тайн Ила­ри­он при­об­щал­ся очень ча­сто, а по­след­ние го­ды каж­дую неде­лю. В эти дни он про­сил свя­щен­ни­ка на­чи­нать служ­бу в час но­чи. Ред­ко ко­му вы­па­да­ло сча­стье при­сут­ство­вать при этой служ­бе, и та­ким счаст­лив­цам все за­ви­до­ва­ли. На служ­бе в хра­ме Ила­ри­он все­гда ста­но­вил­ся в ал­та­ре на пра­вой сто­рон­ке. Празд­нич­ную Ли­тур­гию лю­бил он боль­ше ран­нюю.

В сво­бод­ное от бо­го­слу­же­ний и мо­лит­вен­ных ке­лей­ных пра­вил вре­мя за­твор­ник чи­тал жи­тия свя­тых и дру­гие ду­ше­по­лез­ные кни­ги или об­щал­ся с по­се­ти­те­ля­ми, а по­рой про­тап­ли­вал у се­бя печ­ку. По окон­ча­нии днев­но­го пра­ви­ла два­жды в неде­лю – в вос­кре­се­нье и чет­верг и во все дву­на­де­ся­тые празд­ни­ки, по за­ве­ден­но­му Ила­ри­о­ном пра­ви­лу, по­ла­га­лась тра­пе­за. Ее для за­твор­ни­ка го­то­ви­ли толь­ко один раз в неде­лю, и то без ры­бы, а ес­ли слу­чал­ся день пост­ный, то и без мас­ла. Ку­шал он обык­но­вен­но щи или суп из че­че­ви­цы. Лет за де­сять до кон­чи­ны сво­ей он и эту тра­пе­зу оста­вил и пи­тал­ся един­ствен­но ан­ти­до­ром и де­вя­ти­чин­ной просфо­рой. В Ве­ли­кий же пост он еже­днев­но пил по ста­ка­ну со­ка из ко­ноп­ля­но­го се­ме­ни, по сло­вам его – для умяг­че­ния гру­ди и сво­бо­ды го­ло­са, необ­хо­ди­мо­го при пе­нии и вы­чи­ты­ва­нии пра­вил, ко­то­рые он со­вер­шал боль­шей ча­стью вслух и до­воль­но гром­ко. Очень ред­ко, мо­жет быть в ме­сяц ра­за три, а Ве­ли­ким по­стом, ко­гда Ила­ри­он силь­но из­не­мо­гал, то и че­ты­ре, при­ка­зы­вал он ке­лей­ни­кам по­дать се­бе ча­шеч­ку (ко­то­рая хра­ни­лась впо­след­ствии в мо­на­сты­ре) ко­фе и вли­вал в него три ло­жеч­ки мин­даль­но­го мо­ло­ка. Вот и все бы­ло его пи­та­ние во весь Ве­ли­кий пост. А ко­гда ему что Бог по­сы­лал из съест­но­го, то раз­да­вал сест­рам по ке­льям и от­сы­лал в бо­га­дель­ню. Пост­ни­че­ство свое Ила­ри­он ста­рал­ся скрыть да­же от ке­лей­ных сво­их. Бы­ва­ло, за­ста­вит про­свир­ню ис­печь се­бе сит­ный пе­кле­ван­ный хлеб; при­не­сут хлеб, а он, чтобы не за­мет­но бы­ло, что он его не ку­шал, возь­мет, раз­ре­жет его на ку­соч­ки и по­шлет ко­му-ни­будь из се­стер. Од­на­жды в по­го­жий ве­сен­ний день ке­лей­ник пред­ло­жил Ила­ри­о­ну вый­ти в са­дик про­гу­лять­ся. Ста­рец со­гла­сил­ся, но, ед­ва вый­дя в сад, ве­лел ско­рее ве­сти се­бя на­зад и го­во­рил всю до­ро­гу: «Хо­ро­шо, очень хо­ро­шо, по­жа­луй, за­хо­чешь и еще». Вот при­мер стро­го­сти стар­ца Ила­ри­о­на к са­мо­му се­бе.

Стро­гость ду­хов­ной жиз­ни и вы­со­та по­дви­гов Ила­ри­о­на при­да­ли, по сви­де­тель­ству совре­мен­ни­ков, его ли­цу вы­ра­же­ние «свя­то­леп­ное». Во­об­ще ви­дев­шие его так опи­сы­ва­ют внеш­ность по­движ­ни­ка: ро­ста он был сред­не­го, грудь имел впа­лую. Чер­ты ли­ца имел тон­кие, пра­виль­ные, гла­за тем­но-го­лу­бые, нос с неболь­шою гор­бин­кой. От чрез­мер­но­го по­ста ли­цо его бы­ло весь­ма ху­дое, но чи­стое, и цвет его необык­но­вен­но про­зрач­ной бе­лиз­ны. Во­ло­сы на го­ло­ве длин­ные се­дые, с се­реб­ри­стым от­тен­ком, бо­ро­да несколь­ко про­дол­го­ва­тая и к кон­цу за­ост­рен­ная. В от­кры­том и спо­кой­ном взо­ре его си­я­ла бла­го­дать. Ти­хою пле­ни­тель­ною ре­чью Ила­ри­он то обод­рял и уте­шал, то убеж­дал и по­тря­сал дух вни­ма­тель­но­го слу­ша­те­ля, скра­ши­вая по вре­ме­нам сла­дост­ный раз­го­вор при­ят­ною улыб­кою и ан­гель­ским взо­ром. Впро­чем, та­ким бла­го­во­ле­ни­ем поль­зо­ва­лись немно­гие; боль­шей же ча­сти по­се­ти­те­лей пе­ре­да­вал свои на­став­ле­ния и от­ве­ты через по­слуш­ни­ка.

Ес­ли ра­нее по­движ­ник по кре­по­сти сил те­лес­ных ча­сто из­мож­дал се­бя хо­ло­дом, то здесь, в Тро­е­ку­ро­во, вслед­ствие по­те­рян­но­го здо­ро­вья, хо­лод стал для него невы­но­сим. По­это­му, на­хо­дясь по­чти по­сто­ян­но в сво­ей ке­льи, Ила­ри­он при­ка­зы­вал ке­лей­ным сво­им ле­том и зи­мой жар­ко на­тап­ли­вать печ­ку. При этом да­же в жар­ко на­топ­лен­ной ке­льи и да­же в лет­нюю по­ру по­движ­ник ча­сто но­сил теп­лые ва­ле­ные са­по­ги. В бо­лез­нях те­лес­ных ста­рец не имел обык­но­ве­ния при­бе­гать к по­мо­щи вра­чей и ме­ди­цин­ских по­со­бий, а об­ра­щал­ся к сред­ствам на­род­ным – ре­деч­но­му со­ку и огу­реч­но­му рас­со­лу, что при слу­чае со­ве­то­вал и дру­гим. В кон­це жиз­ни, при­мер­но за шесть лет до смер­ти, ста­рец Ила­ри­он Тро­е­ку­ров­ский ли­шил­ся зре­ния.

Сла­ва о див­ных по­дви­гах и о бла­го­дат­ных да­ро­ва­ни­ях Ил­ла­ри­о­на все бо­лее и бо­лее рас­про­стра­ня­лась и при­вле­ка­ла в ке­лью стар­ца мно­го лю­дей, знат­ных и про­стых. Од­ни же­ла­ли по­лу­чить бла­го­сло­ве­ние на ка­кое-ли­бо де­ло, дру­гие – услы­шать сло­во уте­ше­ния, а иные раз­ре­шить ка­кое-ли­бо недо­уме­ние. И про­ник­ну­тый чи­стою ко всем лю­бо­вью, раб Гос­по­день, несмот­ря на сла­бость сил те­лес­ных от чрез­мер­но­го по­ста и мо­лит­вен­ных по­дви­гов, не пе­ре­ста­вал еже­днев­но при­ни­мать при­хо­дя­щих к нему. При вхо­де каж­до­го из них он непре­мен­но по­ла­гал пред свя­ты­ми ико­на­ми три зем­ных по­кло­на и осе­нял по­се­ти­те­ля крест­ным зна­ме­ни­ем – тре­мя пер­вы­ми пер­ста­ми дес­ни­цы. Весь­ма ред­ким пред­ла­гал ма­лень­кий ди­ван­чик, а сам са­дил­ся в крес­ло, но ча­ще все­го при­ни­мал стоя. Сна­ча­ла дол­го пе­ре­ми­нал во рту ис­сох­ший от стро­го­го по­ста язык и то­гда уже на­чи­нал свою бе­се­ду. Го­во­рил ти­хо. Речь его бы­ла про­стая, крот­кая и ино­гда да­же в прит­чах; но в крат­ких и про­стых его сло­вах за­клю­ча­лась див­ная бла­го­дат­ная си­ла, имев­шая неот­ра­зи­мое вли­я­ние да­же и на по­сле­до­ва­те­лей дру­гих ре­ли­гий. Так по убеж­де­нию Ила­ри­о­на об­ра­ти­лась к пра­во­сла­вию некая Фе­лик­са, на­ре­чен­ная в пра­во­сла­вии Вар­ва­рою, и при­ня­ли в Ле­бе­дя­ни хри­сти­ан­ство ма­го­ме­та­нин и ев­рей. Во вре­мя пра­ви­ла, угод­ник Бо­жий не доз­во­лял вхо­дить к се­бе да­же и знат­ным осо­бам, кро­ме са­мых ред­ких слу­ча­ев, ко­гда бы­ла край­няя нуж­да в его бла­говре­мен­ном со­ве­те; то­гда бе­се­да его со­сто­я­ла из двух-трех слов. Ко­гда го­то­вил­ся ко св. При­ча­стию, Ила­ри­он так­же ни­ко­го не при­ни­мал.

Чис­ло по­се­ти­те­лей по­движ­ни­ка еже­днев­но мно­жи­лось, так что ино­гда и ке­лья по­слуш­ни­ка с се­ня­ми и до­ма свя­щен­ни­ка и диа­ко­на на­пол­ня­лись на­ро­дом. Бо­га­тые жи­те­ли уезд­ных и гу­берн­ских го­ро­дов и да­же сто­лиц, зна­ме­ни­тые за­щит­ни­ки Оте­че­ства и са­мые ар­хи­пас­ты­ри Там­бов­ские при объ­ез­де епар­хии по­чи­та­ли удо­воль­стви­ем по­бы­вать у ве­ли­ко­го стар­ца. Один из них – Прео­свя­щен­ный Ар­се­ний – осо­бен­но об­лас­кал Тро­е­ку­ров­ско­го за­твор­ни­ка. Он бла­го­сло­вил за­ра­нее при­го­тов­лен­ный им для се­бя склеп и сам по­со­ве­то­вал то, что ста­рец уже дав­но же­лал и пред­ска­зы­вал, а имен­но устро­ить здесь жен­скую об­щи­ну. Бла­го­да­ря его за та­кое ми­ло­сти­вое вни­ма­ние, ста­рец по­да­рил ар­хи­пас­ты­рю чет­ки, про­ро­че­ствен­но бла­го­же­лая ему по­вы­ше­ния, что в ско­ром вре­ме­ни и ис­пол­ни­лось. В быт­ность Вла­ды­ки Ар­се­ния мит­ро­по­ли­том Ки­ев­ским, уже по­сле кон­чи­ны Ила­ри­о­на, мо­на­хи­ни тро­е­ку­ров­ские бы­ли в Ки­е­ве и по­же­ла­ли при­нять бла­го­сло­ве­ние Вы­со­ко­прео­свя­щен­ней­ше­го Ар­се­ния как на­ше­го быв­ше­го ар­хи­пас­ты­ря. Вла­ды­ка при­нял их очень ра­душ­но: «А! Пи­том­ки Ба­тюш­ки Ила­ри­о­на! Очень рад, очень рад». Он оста­вил ма­ту­шек обе­дать и все вспо­ми­нал свое по­се­ще­ние за­твор­ни­ка: «Ба­тюш­ка ваш ве­ли­кий ста­рец – про­зор­ли­вый; я его чту как Угод­ни­ка Бо­жия, он мне пред­ска­зал, что я бу­ду мит­ро­по­ли­том. Ве­рую Гос­по­ду, что вы спа­се­тесь за его свя­ты­ми мо­лит­ва­ми». Кро­ме то­го, Ила­ри­о­на в Тро­е­ку­ро­во по­се­ща­ли и дру­гие там­бов­ские ар­хи­ереи – Иона, став­ший впо­след­ствии Эк­зар­хом Гру­зии, и Ни­ко­лай, скон­чав­ший­ся на по­кое в Тре­гу­ля­е­вом мо­на­сты­ре близ Там­бо­ва.

До­стой­но за­ме­ча­ния, что ко­гда к Ила­рио­иу об­ра­ща­лись за со­ве­том мо­на­ше­ству­ю­щие, то он ча­ще все­го от­ка­зы­вал­ся их при­ни­мать, от­сы­лая к сво­им ду­хов­ни­кам и на­став­ни­кам. А ко­гда неко­то­рые рев­ни­те­ли про­си­ли у стар­ца бла­го­сло­ве­ния но­сить вери­ги, Ила­ри­он вме­сто это­го со­ве­то­вал им луч­ше стя­жать сми­ре­ние, тер­пе­ние и дру­гие доб­ро­де­те­ли, так как ви­ди­мые по­дви­ги без ука­зан­ных ду­хов­ных по­бед над са­мим со­бой в ду­ше неопыт­но­го по­движ­ни­ка спо­соб­ны толь­ко по­ро­дить па­губ­ное са­мо­мне­ние. Во­об­ще, по сви­де­тель­ству ке­лей­ни­ков Ила­ри­о­на, он при­ни­мал по­се­ти­те­лей, невзи­рая на их знат­ность и со­сто­я­ние, а ру­ко­вод­ству­ясь важ­но­стью и неот­лож­но­стью их нужд. И по­то­му слу­ча­лось, что гор­дость и чо­пор­ность, укра­шен­ная ор­де­на­ми и дра­го­цен­но­стя­ми, от­сту­па­ла с по­ро­га его ке­льи с од­ним лишь крат­ким от­ве­том, а про­сто­душ­ный и сми­рен­ный по­се­ля­нин дол­го вы­слу­ши­вал прав­ду жиз­ни и на­став­ле­ния внут­ри ке­льи по­движ­ни­ка.

Лю­бо­пы­тен в этом от­но­ше­нии слу­чай, свя­зан­ный с по­се­ще­ни­ем стар­ца про­слав­лен­ным рус­ским пол­ко­вод­цем Ни­ко­ла­ем Ни­ко­ла­е­ви­чем Му­ра­вье­вым, жив­шим на по­кое в име­нии сво­ей же­ны в с. Скор­ня­ко­во За­дон­ско­го уез­да. Вы­зван­ный в ар­мию по­сле на­ча­ла Крым­ской вой­ны 1853-1856 гг. и по­слан­ный ко­ман­до­вать рус­ски­ми вой­ска­ми на Кав­ка­зе, Н. Н. Му­ра­вьев за­ехал в Тро­е­ку­ро­во и через ке­лей­ни­ка Спи­ри­до­на – «До­ло­жи, впу­сти» – стал до­би­вать­ся встре­чи с Ила­ри­о­ном. Тот дол­гое вре­мя через то­го же ке­лей­ни­ка от­ка­зы­вал ге­не­ра­лу во встре­че. На­ко­нец, с доз­во­ле­ния стар­ца, зна­ме­ни­тый ге­не­рал во­шел в ке­лью к Ила­ри­о­ну и сми­рен­но по­верг­ся к сто­пам по­движ­ни­ка, ко­то­рый и сам не пре­ми­нул от­ве­тить то­му низ­ким по­кло­ном. Под­няв друг дру­га, они об­ня­лись, по­це­ло­ва­лись, за­пла­ка­ли, и «на­чал­ся меж ни­ми дру­же­ствен­ный, сла­дост­ный раз­го­вор». При рас­ста­ва­нии Ила­ри­он ска­зал Му­ра­вье­ву: «Со­блю­ди пост и по­бе­дишь вра­га». При­няв бла­го­сло­ве­ние стар­ца, бу­ду­щий по­ко­ри­тель непри­ступ­но­го Кар­са еще раз по­це­ло­вал­ся с ним, по­про­сил его свя­тых мо­литв и рас­тро­ган­ный вы­шел в се­ни, чтобы тут же от­пра­вить­ся в да­ле­кий путь.

О том, как бла­го­твор­но дей­ство­ва­ли на ду­ши об­ра­щав­ших­ся лю­дей к по­движ­ни­ку бе­се­ды с ним, яр­ко за­сви­де­тель­ство­вал бла­го­че­сти­вый свя­щен­ник Ни­кандр Ан­дре­ев. Он слу­жил в со­сед­нем с Тро­е­ку­ро­во се­ле Гу­би­но и поль­зо­вал­ся осо­бен­ным рас­по­ло­же­ни­ем Ила­ри­о­на и ча­сто его по­се­щал. Впо­след­ствии о. Ни­кандр пе­ре­шел в Тро­е­ку­ро­во. «Див­ный был ста­рец о. Ила­ри­он! Скорбь ли до­маш­няя на­ле­тит ту­чей, недо­уме­ние ли кам­нем ля­жет на серд­це, – что тут де­лать? И по­бе­жишь, бы­ва­ло, к стар­цу. От­во­рить ке­лью ста­рец под­ни­мет­ся со сво­ей ко­еч­ки. По­ло­жим оба по три по­клон­чи­ка пред св. ико­на­ми, – та­кое уж у него бы­ло обык­но­ве­ние с каж­дым по­се­ти­те­лем. За­тем я по­кло­нюсь ему в но­ги, а он, сми­рен­ный, мне, греш­но­му, по­кло­нит­ся. Я по­це­лую его ру­ку, он вза­им­но мою по­це­лу­ет. Са­дить­ся ни­ко­гда не про­сил и сам стоя на­чи­нал раз­го­вор свой ино­ска­за­тель­но, от­кры­вая по­мыс­лы, с ка­ки­ми, бы­ва­ло, при­дешь к нему. Ти­хая и при­вет­ли­вая речь стар­ца, ис­пол­нен­ный небес­но­го спо­кой­ствия и люб­ви взор его, в один миг, бы­ва­ло, раз­го­нят хоть ка­кие ту­чи скор­бей и со­об­щат ду­ше бла­го­дат­ное уми­ро­тво­ре­ние. И так лег­ко станет на серд­це. К нему идешь под гне­том тяж­ко­го бре­ме­ни, а от него ле­тишь, слов­но пти­ца на кры­льях». При вос­по­ми­на­нии об этом, го­лос о. Ни­канд­ра каж­дый раз дро­жал, а в гла­зах ис­кри­лись сле­зы.

Од­на­ко на­хо­ди­лись и та­кие лю­ди, кто, под­стре­ка­е­мые вра­гом ро­да че­ло­ве­че­ско­го, вся­че­ски кле­ве­та­ли на по­движ­ни­ка и рас­пус­ка­ли о нем са­мые неле­пые слу­хи. Так, по лож­но­му и тай­но­му на него до­но­су к мест­ным вла­стям, ле­бе­дян­ский ис­прав­ник вме­сте с сек­ре­та­рем су­да от­пра­ви­лись в Тро­е­ку­ро­во с це­лью ис­сле­до­вать под­лин­ность это­го во­про­са. Но, во­очию уви­дев стар­ца в окру­же­нии свя­тых икон и свя­щен­ных книг в его скром­ной ке­лии, ис­прав­ник сра­зу по­нял всю неле­пость рас­пус­ка­е­мых про стар­ца слу­хов, по­жерт­во­вал ему круп­ную сум­му де­нег и по­обе­щал в бу­ду­щем ограж­дать его от по­доб­ных оскорб­ле­ний. А ко­гда ис­прав­ник до­ло­жил о ре­зуль­та­тах сво­ей по­езд­ки ле­бе­дян­ско­му го­род­ни­че­му, тот со всем сво­им се­мей­ством по­се­тил стар­ца и с ве­ли­ким по­чте­ни­ем про­сил его мо­литв.

Впо­след­ствии, чтобы из­бе­жать недо­ра­зу­ме­ний с Ле­бе­дян­ской по­ли­ци­ей, Ила­ри­он по прось­бам сво­их по­чи­та­те­лей при со­дей­ствии по­ме­щи­цы Ан­ны Ива­нов­ны Кузь­ми­ной при­пи­сал­ся к ме­щан­ско­му об­ще­ству г. Ле­бе­дя­ни, а мест­ный ку­пец Фе­дор Алек­се­е­вич Ссе­ков еже­год­но пла­тил за него ка­зен­ные по­да­ти и мир­ские по­вин­но­сти.

На­чаль­ный пе­ри­од устро­е­ния об­щи­ны

По­сле во­дво­ре­ния стар­ца Ила­ри­о­на в Тро­е­ку­ро­во по­сте­пен­но око­ло его ке­льи ста­ли се­лить­ся бла­го­че­сти­вые де­ви­цы и вдо­вы, же­лав­шие поль­зо­вать­ся его стар­че­ским на­став­ле­ни­ем. С бла­го­сло­ве­ния по­движ­ни­ка и доз­во­ле­ния И. И. Ра­ев­ско­го ими бы­ли по­став­ле­ны сна­ча­ла три убо­гие де­ре­вян­ные ке­льи, кры­тые со­ло­мой. Ма­ло-по­ма­лу око­ло за­твор­ни­ка со­бра­лись две­на­дцать по­слуш­ниц, по­сле же его кон­чи­ны оста­лось их в Тро­е­ку­ро­ве два­дцать че­ло­век. Глав­ное их по­слу­ша­ние за­клю­ча­лось в пе­че­нии просфор для Тро­е­ку­ров­ско­го и дру­гих со­сед­них хра­мов, че­му их обу­чил сам Ила­ри­он, хо­ро­шо зна­ко­мый с этим де­лом еще по сво­е­му пер­во­му пре­бы­ва­нию в Пет­ро­пав­лов­ской пу­сты­ни. Кро­ме то­го, за­твор­ник вме­нил им в обя­зан­ность обу­стра­и­вать от­дых и тра­пе­зу мно­го­чис­лен­ных стран­ни­ков, по­се­щав­ших Тро­е­ку­ро­во в эти го­ды.

Пер­вая из этих по­слуш­ниц стар­ца по вре­ме­ни по­ступ­ле­ния бы­ла Прас­ко­вья Ва­си­лье­ва, за­тем – Ан­на Ни­ко­ла­ев­на Су­дей­ки­на, Гра­ни­на – впо­след­ствии схи­мо­на­хи­ня Пан­те­лей­мо­на, по­том Пе­ла­гия Ан­дре­ев­на Ува­ро­ва – схи­мо­на­хи­ня По­лик­се­на. Еще жи­ли при стар­це де­ви­ца На­та­лия Фе­до­ров­на Бу­ни­на, в мо­на­ше­стве Ила­ри­о­на, Ива­но­ва – Нек­та­рия, Ан­на Фе­до­ров­на Мас­ло­ва – Асенс­фа, Бор­зи­ко­ва – Ани­сия, Са­при­ки­на – Аг­ния, Ксе­ния, Та­и­сия, Пульхе­рия, Ила­рия, Мат­ро­на, Ав­гу­ста, Фек­ла, Олим­пи­а­да, Ма­ка­рия, Ев­фро­си­ния и На­фа­наи­ла – бу­ду­щая на­сто­я­тель­ни­ца Тро­е­ку­ров­ско­го мо­на­сты­ря.

Вот ка­ким об­ра­зом по­се­ли­лась в Тро­е­ку­ро­ве воз­ле стар­ца Ан­на Фе­до­ров­на Мас­ло­ва, бу­ду­щая мо­на­хи­ня Асе­не­фа. Ко­гда она впер­вые при­шла к стар­цу, тот спро­сил – же­ла­ет ли она по­сту­пить в мо­на­стырь, и, услы­шав утвер­ди­тель­ный от­вет, бла­го­сло­вил остать­ся в Тро­е­ку­ро­во: «Здесь бу­дет мо­на­стырь». Мас­ло­ва оста­лась, но силь­но скор­бе­ла, что ее се­ми­лет­ний сын Ни­ко­лай вы­нуж­ден жить со сво­ей ба­буш­кой вда­ле­ке от нее. По­том по при­ка­зу стар­ца она при­вез­ла сы­на в Тро­е­ку­ро­во, ко­то­ро­го Ила­ри­он при­нял очень лас­ко­во, да­вал ему кре­сти­ки и да­же доз­во­лял вхо­дить к нему в ке­лью без до­кла­да. Через неко­то­рое вре­мя, уез­жая к род­ным вме­сте с сы­ном, Мас­ло­ва при­шла к стар­цу за бла­го­сло­ве­ни­ем. Пе­ре­кре­стив Ни­ко­лая, ста­рец ска­зал: «Про­щай, в по­след­ний раз я те­бя здесь ви­жу». Сын Мас­ло­вой был со­вер­шен­но здо­ров, и она не при­ня­ла эти сло­ва близ­ко к серд­цу. Но в до­ро­ге Ни­ко­лай силь­но за­бо­лел, и его еле до­вез­ли до род­ных в Ту­лу. Ста­ли его ле­чить, но маль­чик об­ра­тил­ся к ма­те­ри со сло­ва­ми: «На что вы ме­ня ле­чи­те! Ба­тюш­ка не ве­лел мне ле­чить­ся. Раз­ве вы его не ви­ди­те? Вот он око­ло ме­ня сто­ит в бе­лом ха­ла­ти­ке с го­лу­бым по­я­сом». Через несколь­ко дней Ни­ко­лай скон­чал­ся, а Мас­ло­ва, по­те­ряв по­след­нюю и един­ствен­ную от­ра­ду в ми­ру, вер­ну­лась в Тро­е­ку­ро­во.

Мно­гих из по­слуш­ниц Ила­ри­он сам при­звал к се­бе, ино­гда да­же су­про­тив их пер­во­го же­ла­ния. Так, Пе­ла­гия Ко­но­нов­на Гра­ни­на рас­ска­зы­ва­ла о се­бе, что, бу­дучи 19 лет от ро­ду, хо­те­ла по­сту­пить в мо­на­стырь. От­ца ее, слу­жив­ше­го в За­дон­ске, пе­ре­во­ди­ли в Ка­лу­гу, по­это­му он хо­тел от­дать дочь свою в та­мош­ний мо­на­стырь. По до­ро­ге из За­дон­ска в Ка­лу­гу мать ее за­еха­ла с нею к Ила­ри­о­ну. А тот и го­во­рит ей: «Оставь Пе­ла­гию у ме­ня; хоть не ско­ро, а здесь бу­дет мо­на­стырь». Пе­ла­гия Ко­но­нов­на воз­ра­зи­ла: «Я еду в Ка­луж­ский мо­на­стырь». Но ста­рец ска­зал ее ма­те­ри: «Ес­ли не оста­вишь её у ме­ня, она у вас до­ро­гою умрет». Мать сна­ча­ла по­бо­я­лась оста­вить её без со­гла­сия от­ца, а по­том ре­ши­лась и оста­ви­ла её у Прас­ко­вьи Ва­си­льев­ны, жив­шей око­ло стар­ца, а са­ма по­еха­ла в Ле­бе­дянь по­со­ве­то­вать­ся с му­жем. Тот силь­но раз­гне­вал­ся на нее за то, что ре­ши­лась оста­вить дочь у незна­ко­мых лю­дей, и при­ка­зал сей­час же взять её от­ту­да. Ко­гда они при­шли про­стить­ся, Ила­ри­он ска­зал Пе­ла­гии Ко­но­новне: «Сам отец твой при­ве­зет те­бя к мо­ей ке­лье, а ты ему об этом не го­во­ри и не про­ти­во­речь». Так и слу­чи­лось. До­ро­гой Пе­ла­гия Ко­но­нов­на силь­но за­бо­ле­ла и бы­ла уже при смер­ти. Ис­пу­ган­ный отец со сле­за­ми вос­клик­нул: «Ма­терь Бо­жия! Отец Ила­ри­он! Ис­це­ли­те мою дочь – от­дам те­бе, отец Ила­ри­он, – как зна­ешь, управ­ляй ею». И сам при­вез ее об­рат­но в Тро­е­ку­ро­во. Ила­ри­он встре­тил её сло­ва­ми: «Вот я мо­лил­ся Ца­ри­це Небес­ной, чтобы ты жи­ла у ме­ня». И, по­ма­зав ей гор­ло мас­лом из лам­па­ды от Вла­ди­мир­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри, ис­це­лил ее бо­лезнь. Отец оста­вил её в Тро­е­ку­ро­ве, и она два­дцать пять лет бы­ла про­свир­ней. А печь просфо­ры вы­учил её сам за­твор­ник.

Так­же Гос­подь спо­до­бил остать­ся здесь по бла­го­сло­ве­нию за­твор­ни­ка и На­та­лью Ан­то­нов­ну Ар­на­то­ву - бу­ду­щую игу­ме­нью На­фа­наи­лу. Мать ее, вдо­ва Ле­бе­дян­ско­го со­бор­но­го пса­лом­щи­ка, остав­шись с боль­шой се­мьей на ру­ках, тер­пе­ла край­нюю нуж­ду. До де­ся­ти­лет­не­го воз­рас­та бу­ду­щая на­сто­я­тель­ни­ца Тро­е­ку­ров­ской оби­те­ли толь­ко и ви­де­ла, что сле­зы и стра­да­ния ма­те­ри, и возы­ме­ла силь­ное же­ла­ние опре­де­лить­ся в мо­на­стырь. О том, как со­сто­я­лась встре­ча со стар­цем Ила­ри­о­ном, опре­де­лив­шая всю ее судь­бу, мать На­фа­наи­ла впо­след­ствии рас­ска­зы­ва­ла так: «О Тро­е­ку­ро­ве то­гда еще и слу­ху не бы­ло, что здесь от­кро­ет­ся мо­на­стырь. И вот в 1848 го­ду од­на зна­ко­мая нам куп­чи­ха при­ез­жа­ла к стар­цу Ила­ри­о­ну за бла­го­сло­ве­ни­ем в де­каб­ре ме­ся­це. Он её при­нял и ска­зал: «Ты мне се­го­дня при­шли ви­на и мас­ла для лам­пад, да са­ма не при­во­зи и с од­ним ра­бот­ни­ком не при­сы­лай». Она спро­си­ла: «Да с кем же мне при­слать?» - «А там у ко­го усер­дие бу­дет, с тем и при­шли». При­е­ха­ла она до­мой, а я в тот день бы­ла у них по ла­ком­ству. Куп­чи­ха рас­ска­зы­ва­ет сло­ва за­твор­ни­ка и недо­уме­ва­ет, ко­го «ей по­слать; я и вы­зва­лась. «Да я бы по­еха­ла к Ба­тюш­ке». А Ба­тюш­ка впе­ред ке­лей­ни­ку при­ка­зал: «Кто при­ве­зет ви­но, чтобы при­весть его ко мне». Я при­е­ха­ла, и ке­лей­ник пря­мо ме­ня по­вел к Ба­тюш­ке, - я ис­пу­га­лась, а он лас­ко­во го­во­рит: «А, это ты, На­та­ша! Спа­си­бо, что ко мне при­е­ха­ла. Ку­да ты ду­ма­ешь?» Я от­ве­ти­ла, что ни­ку­да не ду­маю. «Иди ко мне в мо­на­стырь». Я по­ду­ма­ла: ка­кой же тут мо­на­стырь? А Ба­тюш­ка по­ло­жил мне ру­ку на го­ло­ву и го­во­рит: «У ме­ня здесь бу­дет мо­на­стырь». Я спро­си­ла: «Ко­гда же мне, Ба­тюш­ка, к вам при­е­хать?» Он ска­зал: «При­хо­ди вес­ной». В 1849 го­ду я при­шла к нему, и Ба­тюш­ка ме­ня от­дал И. А. Ува­ро­вой, с ко­то­рой и про­жи­ла со­рок че­ты­ре го­да». От­но­си­тель­но игу­ме­ньи На­фа­наи­лы из­ве­стен еще один зна­ме­на­тель­ный слу­чай див­ной про­зор­ли­во­сти стар­ца Ила­ри­о­на. Так, мо­на­хи­ня Тро­е­ку­ров­ско­го мо­на­сты­ря Се­ра­фи­ма слы­ша­ла от по­кой­но­го диа­ко­на мест­но­го хра­ма Пет­ра Алек­сан­дро­ви­ча Спас­ско­го, что по­сле по­стри­га в 1871 го­ду че­ты­рех мо­на­хинь он был у А.Н. Гол­до­би­ной, и та с ра­дост­ным изум­ле­ни­ем по­ве­да­ла ему сле­ду­ю­щее: «В 1839 го­ду бы­ла я раз у Ба­тюш­ки. «Алек­сандра, - го­во­рит он мне, - ведь у нас тут бу­дет мо­на­стырь. А игу­ме­нья бу­дет На­фа­наил». Я уди­ви­лась, что это Ба­тюш­ка го­во­рит и как На­фа­наил бу­дет игу­ме­ньей, - при этом я по­ду­ма­ла про о. На­фа­наи­ла, схим­ни­ка Пет­ро­пав­лов­ской пу­сты­ни. И вот се­го­дня при по­стри­ге вдруг слы­шу, что ке­лей­ную Ува­ро­вой на­рек­ли этим име­нем. Она, долж­но быть, бу­дет игу­ме­ньей». Ко­гда же в 1895 го­ду игу­ме­нья Ан­фи­са уда­ли­лась на по­кой, в мо­на­сты­ре ин­те­ре­со­ва­лись, кто же бу­дет игу­ме­ньей? В раз­го­во­ре об этом диа­кон и пе­ре­дал мо­на­хине Се­ра­фи­ме, услы­шан­ное им мно­го лет на­зад от Гол­до­би­ной. И дей­стви­тель­но, ука­зом Си­но­да на­сто­я­тель­ни­цей мо­на­сты­ря бы­ла на­зна­че­на мо­на­хи­ня На­фа­наи­ла.

Но и по­сле сво­ей зем­ной жиз­ни ста­рец не пе­ре­ста­вал по­се­щать прис­ных сво­их и незри­мо на­прав­лять их по­мыс­лы и де­ла. Так, тре­тья игу­ме­нья Тро­е­ку­ров­ской оби­те­ли Ан­фи­са, в ми­ру дочь по­чет­но­го граж­да­ни­на г. Коз­ло­ва Ан­на Ни­ко­ла­ев­на При­до­ро­ги­на, оста­лась в мо­ло­до­сти круг­лой си­ро­той и ре­ши­ла по­свя­тить свою жизнь слу­же­нию Гос­по­ду в ино­че­ском чине. По­то­му она неод­но­крат­но при­хо­ди­ла к стар­цу Ила­ри­о­ну за бла­го­сло­ве­ни­ем на по­ступ­ле­ние в ка­кой-ли­бо мо­на­стырь. Од­на­ко все­гда по­лу­ча­ла от­каз: «По­жи­ви в ми­ре, Ан­на, бу­дешь и в мо­на­сты­ре». По­сле это­го она до­воль­но дол­го бы­ла вы­нуж­де­на по­мо­гать ов­до­вев­ше­му бра­ту и его ма­ло­лет­ним де­тям. Ко­гда же Ан­на Ни­ко­ла­ев­на «рас­счи­та­лась» с ми­ром, Ила­ри­он бла­го­сло­вил ее на при­ня­тие ино­че­ско­го чи­на и по­ступ­ле­ние в Се­зе­нов­ский мо­на­стырь. При этом ста­рец до­ба­вил: «По­жи­вешь, Ан­на, в Се­зе­но­ве, по­жи­вешь и в Тро­е­ку­ро­ве». Сло­ва эти дол­гое вре­мя бы­ли для нее за­гад­кой и разъ­яс­ни­лись толь­ко позд­нее, ко­гда она, бу­дучи мо­на­хи­ней Ан­фи­сой, дол­гое вре­мя за­ни­ма­ла долж­ность каз­на­чеи Се­зе­нов­ско­го мо­на­сты­ря, а в 1868 г. бы­ла опре­де­ле­на в на­сто­я­тель­ни­цы Тро­е­ку­ров­ской жен­ской об­щи­ны. В са­мый же день на­зна­че­ния Ан­фи­са уви­де­ла во сне стар­ца Ила­ри­о­на. Буд­то бы ожи­да­ли в Се­зе­но­во при­ез­да мос­ков­ско­го мит­ро­по­ли­та Фила­ре­та, при по­яв­ле­нии ко­то­ро­го не игу­ме­нья мо­на­сты­ря, а имен­но каз­на­чея Ан­фи­са вы­шла ему на­встре­чу. Но в бе­лой ман­тии и под мит­ро­по­ли­чьей мит­рой она сверх ча­я­ния узна­ла зна­ко­мое и све­то­леп­ное ли­цо стар­ца Ила­ри­о­на. Неожи­дан­ная ра­дость и без­от­чет­ный страх за­ста­ви­ли ее от­сту­пить на­зад, на что Ила­ри­он ей все тем же до бо­ли зна­ко­мым, ти­хим и крот­ким го­ло­сом ска­зал ей: «Что же ты сто­ишь?» По­сле че­го ма­туш­ка Ан­фи­са бро­си­лась ему в но­ги и про­си­ла бла­го­сло­вить ее. Угод­ник Бо­жий, по обы­чаю, пе­ре­кре­стил ее. И осе­не­ние крест­ным зна­ме­ни­ем и са­ма ру­ка стар­ца, ко­то­рую Ан­фи­са креп­ко при­жа­ла к сво­им устам, по про­буж­де­нии ее, ка­за­лись ей не сном, а са­мой что ни на есть явью.

О всех по­слуш­ни­цах, се­лив­ших­ся в Тро­е­ку­ро­во по его бла­го­сло­ве­нию, за­твор­ник имел осо­бое по­пе­че­ние - все они по­лу­ча­ли от стар­ца осо­бое со­дер­жа­ние, а по­рой и бла­говре­мен­ную по­мощь, но осо­бен­но Ила­ри­он за­бо­тил­ся об их ду­хов­ных нуж­дах. Про­зор­ли­вый по­движ­ник не остав­лял без вни­ма­ния и со­от­вет­ству­ю­ще­го вра­зум­ле­ния ни од­но­го непра­во­го по­ступ­ка или до­стой­но­го за­ме­ча­ния дви­же­ния ду­ши. Ма­ло­душ­ных он обод­рял, немощ­ных укреп­лял. При слу­чае Ила­ри­он ста­рал­ся от­се­кать в сест­рах по­во­ды к тще­сла­вию и бес­по­лез­но­му лю­бо­пыт­ству. Так од­на­жды он по­про­сил од­ну по­слуш­ни­цу, имев­шую день­ги, ку­пить для неко­го бед­но­го хра­ма се­реб­ря­ное ка­ди­ло. Ко­гда же по­куп­ка бы­ла им по­лу­че­на с по­чты, он при­ка­зал ее при­не­сти и, не рас­пе­ча­ты­вая и не по­ка­зы­вая жерт­во­ва­тель­ни­це, от­пра­вил ее в храм. Так­же ста­рал­ся за­твор­ник ис­ко­ре­нять в сест­рах из­лиш­нюю по­пе­чи­тель­ность о ве­щах, при­зы­вая их за­бо­тить­ся, глав­ным об­ра­зом, о ду­шев­ном спа­се­нии. Ищи­те преж­де цар­ствия Бо­жия, и прав­ды его, и сия вся при­ло­жат­ся вам (Мф.6:33) - го­во­рил ста­рец по­слуш­ни­цам. Он при­учал се­стер лю­бить уеди­не­ние и вни­ма­тель­ность к се­бе, а не пре­да­вать­ся рас­се­ян­но­сти. Некая по­слуш­ни­ца по­шла ве­че­ром в ке­лью сво­ей со­сед­ки безо вся­кой нуж­ды, а про­сто по­го­во­рить. Меж­ду тем ста­рец по­ве­лел сво­е­му ке­лей­ни­ку пой­ти и за­пе­реть сво­им зам­ком ее ке­лью. Та, вер­нув­шись и най­дя свою ке­лью за­пер­той, по­ня­ла, в чем де­ло, и тут же бро­си­лась к стар­цу со сле­за­ми рас­ка­я­ния. Ила­ри­он взял у по­слуш­ни­цы соб­ствен­ный ключ и, при­вя­зав его к боль­шой ве­рев­ке, от­дал ей со сло­ва­ми: «Бог те­бя про­стит, и я про­щаю. Вот, возь­ми ключ-то свой. Те­перь он уже не бу­дет бе­гать - я его при­вя­зал». Всем бу­ду­щим сест­рам, по си­ле и воз­мож­но­сти каж­дой, за­по­ве­до­вал ста­рец со­блю­дать пост. При­ка­зы­вал по­стить­ся в по­не­дель­ник:«Это день Ар­хан­гель­ский, на­до его по­чи­тать». Осо­бен­но за­пре­щал он по­слуш­ни­цам есть тай­но, без бла­го­сло­ве­ния стар­шей, и стро­го на­ка­зы­вал, ес­ли они на­ру­ша­ли эту за­по­ведь. Од­на­жды спро­сил он некую по­слуш­ни­цу — что она при­го­то­ви­ла к обе­ду. Та от­ве­ча­ла, что при­го­то­ви­ла ры­бу, так как день се­го­дня празд­нич­ный. «Оставь ры­бу - ска­зал ей ста­рец, - ес­ли лю­бишь празд­ник, по­чти его по­стом». Так про­зор­ли­вый ста­рец пред­ви­дел ско­рую скорбь этой по­слуш­ни­цы и при­го­то­вил ее к ней по­стом, ра­ди ко­то­ро­го, по мо­лит­вам угод­ни­ка Бо­жия, по­ми­ло­вал ее Гос­подь.

Бла­го­тво­ри­тель­ность и мо­лит­вен­ная по­мощь стар­ца Ила­ри­о­на

Лю­бя Гос­по­да всею ду­шою и всею кре­по­стью сво­ею, Ил­ла­ри­он, не за­бы­вал и ближ­них сво­их. На­став­ляя и окорм­ляя бо­го­лю­би­вых на­сель­ниц, ста­рец бла­го­тво­рил и всем об­ра­щав­шим­ся к нему за по­мо­щью и со­ве­та­ми. Ни­кто не ухо­дил от него неуте­шен­ным. Ни од­но­го дня не про­хо­ди­ло, чтобы он не об­лег­чил чьей-ни­будь скор­би, не по­мог ко­му де­лом, ко­му мо­лит­вою или сло­вом уте­ше­ния. Что ни по­лу­чал он от сво­их усерд­ных по­чи­та­те­лей, то все щед­рой ру­кой раз­да­вал нуж­да­ю­щим­ся. При­шлют бла­го­де­те­ли что-ни­будь из съест­но­го, все, бы­ва­ло, от­пра­вит в бо­га­дель­ню или сест­рам по ке­льям, а для стран­ных да­же на­роч­но при­ка­зы­вал печь хле­бы. Бо­га­дель­ня при Ди­мит­ри­ев­ской церк­ви со­дер­жа­лась по­чти все­це­ло на его сред­ства. Все­гда пом­нил он и острож­ни­ков, ко­гда, бы­ва­ло, по­шлет в Ле­бе­дянь за чем-ни­будь, все­гда при­ка­жет ку­пить на рубль бе­ло­го хле­ба в острог. На Пас­ху и Рож­де­ство Ила­ри­он по­сы­лал им каж­дый год по пя­ти руб­лей день­га­ми, сы­ру, бе­ло­го хле­ба и по несколь­ко яиц, а на Мас­ля­ной неде­ле по пу­ду ры­бы.

По сви­де­тель­ству совре­мен­ни­ков, в го­лод­ный 1840 г. Ила­ри­он про­кор­мил все на­се­ле­ние Тро­е­ку­ро­во, на­счи­ты­вав­шее в то вре­мя бо­лее 2 тыс. че­ло­век, те­ми доб­ро­воль­ны­ми под­но­ше­ни­я­ми, ко­то­рые по­лу­чал от сво­их мно­го­чис­лен­ных по­чи­та­те­лей.

Лю­бя цер­ков­ное бла­го­ле­пие, ста­рец Ила­ри­он и сам мно­го жерт­во­вал на по­стро­е­ние и укра­ше­ние хра­мов и дру­гих по­буж­дал к это­му. В Тро­е­ку­ро­ве на его счет со­ору­же­ны бы­ли два ико­но­ста­са в бо­ко­вых при­де­лах Ди­мит­ри­ев­ской церк­ви и по­ло­же­ны цен­ные се­реб­ря­ные ри­зы на ико­ны св. Ве­ли­ко­му­че­ни­ка Ге­ор­гия По­бе­до­нос­ца, Бла­го­ве­ще­ния, св. Про­ро­ка Илии, Неру­ко­тво­рен­но­го Спа­са, Смо­лен­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри и Свя­ти­те­ля Ни­ко­лая в пра­вом и ле­вом при­де­лах, а так­же и мест­ный Спа­си­тель в пра­вом при­де­ле - се­реб­ря­ная ри­за. В со­сед­нем же се­ле Гу­бине ка­мен­ная цер­ковь вы­стро­е­на вся на его ижди­ве­ние и боль­шой ко­ло­кол в этой церк­ви пе­ре­ме­нен на его сред­ства. О по­буж­де­нии к пе­ре­мене ко­ло­ко­ла рас­ска­зы­вал его ке­лей­ник: «В один празд­нич­ный день я услы­хал дре­без­жа­щий звук раз­би­то­го гу­бин­ско­го ко­ло­ко­ла и го­во­рю Ба­тюш­ке: «Ба­тюш­ка! Как жа­лост­но умо­ля­ет ко­ло­кол-то. Хрип­лым го­ло­сом точ­но вы­го­ва­ри­ва­ет: «По­дай­те, пра­во­слав­ные, на ко­ло­кол Ка­зан­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри». «А что, Спи­ри­дон? Это Ар­хан­гел Ми­ха­ил вну­шил те­бе эту доб­рую мысль, ко­то­рую непре­мен­но нуж­но ис­пол­нить. Сту­пай же в Ле­бе­дянь на яр­мар­ку, пе­ре­ме­ни ко­ло­кол у куп­ца и ве­ли ему за­ехать за день­га­ми».

В Ле­бе­дян­ский Тро­иц­кий мо­на­стырь Ила­ри­он по­жерт­во­вал се­реб­ря­ную ри­зу на ико­ну в три ты­ся­чи руб­лей и, кро­ме то­го, в раз­ное вре­мя по­сы­лал сот­ня­ми руб­ли. Боль­шую сум­му по­жерт­во­вал о. Ила­ри­он на по­строй­ку Ле­бе­дян­ской со­бор­ной ко­ло­коль­ни и на хра­мы в се­ле Пят­ниц­ком и в Мо­на­ен­ках. А вот род­ным сво­им, по за­по­ве­ди свя­то­оте­че­ской, за­твор­ник ни­ко­гда ни­че­го не по­сы­лал и не да­вал. К нему хо­дил еже­год­но один пле­мян­ник; Ила­ри­он его ни­ко­гда до се­бя не до­пус­кал, а при­ка­зы­вал ке­лей­ным: «По­кор­ми­те его в бо­га­дельне, пусть он там пе­ре­но­чу­ет; дай­те на до­ро­гу два­дцать ко­пе­ек, да ска­жи­те, чтобы они там мо­ли­лись да тру­ди­лись». И род­ные за его св. мо­лит­ва­ми жи­ли все­гда без­бед­но. Не имев­шим же нуж­ду ве­ще­ствен­ную, угод­ник Бо­жий ока­зы­вал свою мо­лит­вен­ную по­мощь. По пре­иму­ще­ству та­кой ве­ли­кой ми­ло­стью стар­ца поль­зо­ва­лись толь­ко лю­ди бла­го­че­сти­вые, имев­шие к нему ве­ли­кую ве­ру, ко­то­рым вслед­ствие се­го и нис­по­сы­ла­лись осо­бые щед­ро­ты от Гос­по­да. Так, дан­ков­ская по­ме­щи­ца Ека­те­ри­на Лео­нов­на Шиш­ко­ва про­си­ла его по­мо­лить­ся о нис­по­сла­нии до­ждя, без ко­то­ро­го по­ги­ба­ла у нее свек­ло­ви­ца. Ила­ри­он по­слал ке­лей­ни­ка в дан­ков­ский По­кров­ский мо­на­стырь от­слу­жить мо­ле­бен Бо­жи­ей Ма­те­ри Успе­ния и па­ни­хи­ду по схи­мо­на­ху Ро­ма­ну. Во вре­мя па­ни­хи­ды яс­ное до то­го небо вдруг по­кры­лось об­ла­ка­ми и по­лил та­кой дождь, что на слу­жив­ших и пред­сто­яв­ших не оста­лось су­хой нит­ки, и все воз­вра­ща­лись с мо­ги­лы с обиль­ны­ми сле­за­ми уми­ле­ния. На рас­сказ ке­лей­ни­ка об этом со­бы­тии Ила­ри­он за­ме­тил:«Не все, Спи­ри­дон, бо­го­угод­ные лю­ди же­ла­ют зем­ной сла­вы и по кон­чине, а меж­ду тем тай­но бла­го­де­тель­ству­ют про­ся­щим их и то­гда, как нетлен­ные остан­ки их скры­ва­ют­ся под спу­дом».

С по­доб­ной же скор­бью при­хо­дил к Ба­тюш­ке дру­гой дан­ков­ский земле­вла­де­лец - Иван Фе­до­ро­вич Ле­тош­нев. У него все­го име­ния толь­ко и бы­ло, что ого­род да неболь­шой пчель­ник, от ко­то­рых он с се­мьей со­дер­жал­ся круг­лый год. Слу­чи­лась в то ле­то та­кая страш­ная за­су­ха, что бед­ный Иван Фе­до­ро­вич за­го­ре­вал: чем жить зи­мою? Не при­дет­ся ли уми­рать с го­ло­ду? Уго­щая его, Ила­ри­он ска­зал: «Не скор­би, мо­лись Бо­гу: Он те­бе по­мо­жет, и я по­мо­люсь. На вот те­бе бла­го­сло­вен­ный хле­бец, обой­ди с ним свой ого­род. Иди до­мой с Бо­гом, Гос­подь те­бя уте­шит. Толь­ко ве­руй!» По­спеш­но по­шел Ле­тош­нев до­мой. Еще до­ро­гой уви­дел он на небе со­би­рав­ши­е­ся ту­чи и ед­ва обо­шел с бла­го­сло­вен­ным хле­бом свой ого­род, как по­шел про­лив­ной дождь. Сбор с ого­ро­да в этом го­ду был вдвое боль­ше обык­но­вен­но­го. Слу­ча­лось, что си­ла мо­лит­вы стар­ца Ила­ри­о­на по­рож­да­ла сер­деч­ное рас­по­ло­же­ние к нему лю­дей, преж­де да­же и во­все к нему не рас­по­ло­жен­ных. Муж дво­ю­род­ной сест­ры тро­е­ку­ров­ской на­сель­ни­цы Пе­ла­гии Ан­дре­ев­ны Ува­ро­вой - Алек­сандр Ан­дре­евич Си­ню­ков, жив­ший в сво­ем име­нии Мо­хо­вом Еф­ре­мов­ско­го уез­да, был че­ло­век ве­се­ло­го ха­рак­те­ра, но боль­шой воль­но­ду­мец, не при­зна­вал свя­ты­ни и очень неува­жи­тель­но от­зы­вал­ся о стар­це. Это все­гда огор­ча­ло его бла­го­че­сти­вую же­ну и ее сест­ру Ува­ро­ву. Пе­ла­гия Ан­дре­ев­на да­же из­бе­га­ла бы­вать у них, не же­лая слу­шать его ко­щун­ствен­ных на­сме­шек. В од­но вре­мя Ила­ри­он при­зы­ва­ет её к се­бе и по­сы­ла­ет в Мо­хо­вое: «Пе­ла­гия Ан­дре­ев­на, съез­ди-ка ты к Си­ню­ко­ву Алек­сан­дру Ан­дре­еви­чу, по­про­си у него ло­шад­ку хо­ро­шень­кую». Она и не зна­ет, что ему от­ве­тить, и от­ка­зать­ся бо­ит­ся, и как зя­тя про­сить, ведь он непре­мен­но от­ка­жет, да еще непри­ят­но­го на­го­во­рит. Но ста­рец на­ста­и­вал: «От­че­го не даст? Он даст. Он доб­рый!» Она и от­пра­ви­лась. Си­ню­ко­ва до­ма не бы­ло. Она ска­за­ла сест­ре, за­чем имен­но при­е­ха­ла. Та то­же сму­ти­лась, как его про­сить? К ве­че­ру он при­е­хал. «А, игу­ме­нья! За­чем по­жа­ло­ва­ла? Или по сбо­ру ез­дишь?!» - «Ты, долж­но быть, про­ви­дишь, Алек­сандр, - за­ме­ти­ла же­на, - ведь сест­ра вправ­ду по сбо­ру при­е­ха­ла». - «В са­мом де­ле? Чем же ты со­би­ра­ешь?» - шу­тя спра­ши­вал он. Ува­ро­ва со­бра­лась с ду­хом и го­во­рит: «Вот что, Алек­сандр Ан­дре­евич, ведь я не шу­тя, при­е­ха­ла по сбо­ру. Ме­ня Ба­тюш­ка по­слал у те­бя по­про­сить хо­ро­шень­кую ло­шад­ку». - «А, ло­шад­ку! Да еще хо­ро­шень­кую! Ну, хо­ро­шо, хо­ро­шо! Уж ко­гда Ба­тюш­ке ло­шад­ку нуж­но, то я те­бе двух дам». Обе сест­ры да­же ужас­ну­лись, что та­кое с ним слу­чи­лось - та­кая неожи­дан­ная пе­ре­ме­на. На утро он сам вы­брал двух мо­ло­дых ло­ша­док сво­е­го за­во­да, ве­лел на­сы­пать им два во­за ов­са и от­пра­вил со сво­и­ми людь­ми; а Пе­ла­гию Ан­дре­ев­ну про­сил по­кло­нить­ся Ила­ри­о­ну и про­сить его свя­тых мо­литв. По­сле он сам при­ез­жал к за­твор­ни­ку, про­сил у него про­ще­ния за свое преж­нее неува­жи­тель­ное к нему от­но­ше­ние и через два го­да скон­чал­ся ис­тин­ным хри­сти­а­ни­ном.

Бо­го­муд­рые со­ве­ты за­твор­ни­ка Ила­ри­о­на

Кро­ме ве­ще­ствен­ной и мо­лит­вен­ной по­мо­щи нуж­да­ю­щим­ся, Тро­е­ку­ров­ский за­твор­ник ока­зы­вал мно­гим ве­ли­кую по­мощь сво­и­ми муд­ры­ми со­ве­та­ми. Пом­ня сло­ва Гос­по­да: Не вы бу­де­те гла­го­лю­щие, но Дух От­ца ва­ше­го, гла­го­ляй в вас (Мф.10:20), Ила­ри­он пре­по­да­вал каж­до­му об­ра­щав­ше­му­ся к нему спа­си­тель­ные со­ве­ты и на­став­ле­ния со­об­раз­но с их по­треб­но­стя­ми и ду­шев­ною их поль­зой. Один из са­мых из­вест­ных и зна­ме­на­тель­ных слу­ча­ев бо­го­муд­ро­го со­вет­ни­че­ства Тро­е­ку­ров­ско­го стар­ца свя­зан с по­се­ще­ни­ем его в 1839 г. учи­те­лем ли­пец­ко­го ду­хов­но­го учи­ли­ща Алек­сан­дром Ми­хай­ло­ви­чем Грен­ко­вым. Бу­ду­щий зна­ме­ни­тый оп­тин­ский ста­рец Ам­вро­сий, то­гда мо­ло­дой че­ло­век, осо­зна­вал всю су­ет­ность мир­ской жиз­ни и раз­мыш­лял о по­ступ­ле­нии в мо­на­стырь. Для бла­го­сло­ве­ния на это и со­ве­та, - ка­кой мо­на­стырь вы­брать - А. М. Грен­ков и по­се­тил Тро­е­ку­ров­ско­го за­твор­ни­ка. На что по­лу­чил от­вет: «Иди пря­мо в Оп­ти­ну, ты там ну­жен». И при­ба­вил: «Мож­но бы по­сту­пить и в Са­ров­скую пу­стынь, но там уже нет та­ких муд­рых стар­цев, ка­кие бы­ли преж­де, а в Оп­ти­ной пу­сты­ни стар­че­ство про­цве­та­ет». Так пре­по­доб­ный пред­ви­дел жиз­нен­ное на­зна­че­ние мо­ло­до­го че­ло­ве­ка, став­ше­го со вре­ме­нем до­стой­ным пре­ем­ни­ком ве­ли­ких оп­тин­ских стар­цев. Впо­след­ствии преп. Ам­вро­сий всю жизнь по­чи­тал стар­ца и мно­гим из се­стер Тро­е­ку­ров­ской оби­те­ли го­во­рил: «А вы мо­ли­тесь сво­е­му Ба­тюш­ке, про­си­те его: «Пре­по­доб­ный от­че Ила­ри­оне». И по­чти все окрест­ные по­се­ляне име­ли бла­го­че­сти­вый обы­чай ни­ка­ко­го важ­но­го се­мей­но­го де­ла не на­чи­нать без бла­го­сло­ве­ния стар­ца Ила­ри­о­на и к нему же при­хо­ди­ли за раз­ре­ше­ни­ем ка­ких-ни­будь спор­ных дел. Так, в се­мей­стве по­слуш­ни­цы На­та­лии Шаль­не­вой в се­ле Ку­ра­по­ве, за две вер­сты от Тро­е­ку­ро­ва, со­хра­ни­лось сле­ду­ю­щее пре­да­ние. Мать пра­де­да это­го се­мей­ства, уми­рая, бла­го­сло­ви­ла его об­ра­зом Ка­зан­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри и ска­за­ла: «Это, Ан­дрю­шень­ка, твоя ико­на бу­дет». Ко­гда по­сле ее смер­ти бра­тья (их бы­ло чет­ве­ро) ста­ли де­лить­ся, то не от­да­ли Ан­дрею ико­ну. Он очень за­скор­бел об этом и по­шел с сво­им го­рем к Ила­ри­о­ну. «Не скор­би, Ан­дрю­ша, - ска­зал ему Ба­тюш­ка, - те­бя мать бла­го­сло­ви­ла - она твоя и бу­дет. Ска­жи бра­тьям, чтобы об иконе жре­бий ки­ну­ли». Бра­тья со­гла­си­лись, но с тем, чтобы тот, ко­му до­ста­нет­ся ико­на, по­лу­чил са­мый пло­хой уча­сток. Ки­ну­ли жре­бий, и ико­на до­ста­лась Ан­дрею. Же­на роп­та­ла на него, по­то­му что уча­сток им до­стал­ся - сплош­ное бо­ло­то, в ко­то­ром да­же ло­ша­ди то­ну­ли; но он не пом­нил се­бя от ра­до­сти, что не ли­шил­ся ро­ди­тель­ско­го бла­го­сло­ве­ния. И Гос­подь оправ­дал его ве­ру. Мо­лит­ва­ми Ила­ри­о­на все у него шло хо­ро­шо, во всем Гос­подь по­сы­лал успех. Бо­ло­то свое они со вре­ме­нем по­чти осу­ши­ли, и стал их уча­сток го­раз­до пло­до­род­нее, и по­том­ки его жи­ли за­жи­точ­нее, чем се­мьи осталь­ных бра­тьев.

Но не всех по­се­ти­те­лей, при­хо­дя­щих к стар­цу за со­ве­том, ка­кой мо­на­стырь вы­брать, бла­го­слов­лял Ила­ри­он. Вот что рас­ска­зы­вал тро­е­ку­ров­ский свя­щен­ник о. Сав­ва Львов: «Од­на­жды при­е­ха­ли из Сим­бир­ска по­ме­щи­ца с до­че­рью и оста­но­ви­лись у ме­ня. Оста­вив на квар­ти­ре свою доч­ку, по­ме­щи­ца по­спе­ши­ла к о. Ила­ри­о­ну. Меж­ду тем, раз­го­во­рив­шись с до­че­рью, я узнал, что мать го­нит ее в мо­на­стырь, но она на это не со­гла­ша­ет­ся, не чув­ствуя ни ма­лей­ше­го рас­по­ло­же­ния к ино­че­ской жиз­ни. Ба­тюш­ка же ве­лел ке­лей­ни­ку ска­зать по­ме­щи­це, что од­ну ее он не при­мет и чтобы она при­шла вме­сте с до­че­рью. Мо­ло­дая де­вуш­ка ис­пу­га­лась, уви­дев при­шед­шую за ней мать, и не хо­те­ла ид­ти. Но я уго­во­рил ее, успо­ко­ил, и они вме­сте по­шли к стар­цу. Ко­гда же мать под­ве­ла дочь свою за бла­го­сло­ве­ни­ем к Ила­ри­о­ну, то, пе­ре­кре­стив ее, ска­зал: «Те­бе в мо­на­сты­ре не быть, а вы­хо­ди ты за­муж». По­том по­до­шла к Ила­ри­о­ну мать ее и ска­за­ла: «За ко­го же это ей вы­хо­дить за­муж? До два­дца­ти трех лет до­жи­ла, ни­кто да­же не сва­тал­ся». - «Гос­подь ми­ло­стив, - от­ве­чал ста­рец. - Он ей по­шлет хо­ро­ше­го же­ни­ха, и она бу­дет счаст­ли­ва». И дей­стви­тель­но, по при­ез­де их до­мой Бог по­слал де­вуш­ке хо­ро­ше­го же­ни­ха, и, об­ре­чен­ная ма­те­рью на жизнь ино­че­скую, она вы­шла за­муж. Вполне счаст­ли­вая сво­им по­ло­же­ни­ем, через год она при­ез­жа­ла к Ба­тюш­ке бла­го­да­рить его, что по его свя­тым мо­лит­вам жизнь ее так хо­ро­шо устро­и­лась».

Ле­карь Леон­тий Пав­ло­вич Жда­нов­ский рас­ска­зы­вал Ф. 3. Клю­ча­ре­ву: «Ря­зан­ский полк, в ко­то­ром я был стар­шим фельд­ше­ром, в 1842 го­ду квар­ти­ро­вал в г. Ле­бе­дя­ни Там­бов­ской губ. Док­тор, у ко­то­ро­го я со­сто­ял под на­чаль­ством, был че­ло­век дерз­кий и кру­то­го нра­ва. Не про­хо­ди­ло дня, чтобы он не на­нес оскорб­ле­ния без вся­ко­го с мо­ей сто­ро­ны по­во­да. И стран­но, чем боль­ше я ста­рал­ся быть ис­прав­ным и уго­дить ему, тем боль­ше он оскорб­лял ме­ня. Сна­ча­ла я тер­пел, а по­том стал вы­хо­дить из тер­пе­ния и, на­ко­нец, так озло­бил­ся, что ре­шил­ся его по­гу­бить. Несколь­ко но­чей я ка­ра­у­лил его на ули­це с за­ря­жен­ным пи­сто­ле­том, но Гос­подь вся­кий раз от­во­дил мою ру­ку от пре­ступ­ле­ния. По обя­зан­но­сти служ­бы мне при­шлось как-то быть в Тро­е­ку­ро­ве. Я оста­но­вил­ся у фельд­фе­бе­ля, че­ло­ве­ка доб­ро­го и на­бож­но­го, и ве­че­ром в раз­го­во­ре от­кро­вен­но рас­ска­зал ему о пре­ступ­ном за­мыс­ле мо­ем про­тив пол­ко­во­го док­то­ра. Фельд­фе­бель с уча­сти­ем вы­слу­шал ме­ня и пред­ло­жил схо­дить вме­сте с ним к о. Ила­ри­о­ну. Я при­нял это пред­ло­же­ние с боль­шою ра­до­стью и бла­го­дар­но­стью, и на­ут­ро мы по­шли к нему. Ста­рец при­нял нас бла­го­склон­но и, об­ра­тив­шись ко мне, спро­сил: «Что те­бе нуж­но от ме­ня?» Я не хо­тел, да и, не смел что-ли­бо ута­ить от свя­то­го че­ло­ве­ка, а по­то­му ис­крен­но со­знал­ся ему во всем. Ста­рец снис­хо­ди­тель­но вы­слу­шал ме­ня и спро­сил: «Сколь­ко лет ты не был у ис­по­ве­ди и св. При­ча­стия?» - «Пять лет», - от­ве­чал я. «Это пло­хо, — ска­зал Ба­тюш­ка. - Вся­кий че­ло­век скло­нен ко гре­ху, а по­то­му, ес­ли он се­бя не укреп­ля­ет ве­рою и ис­пол­не­ни­ем уста­нов­ле­ний Бо­же­ствен­ных, то через это сам се­бя от­да­ет в ру­ки дья­во­ла. По­ста­рай­ся как мож­но ско­рее ис­пол­нить долг хри­сти­а­ни­на - по­го­вей, ис­по­ве­дуй­ся и при­ча­стись Св. Тайн». - «Это я не мо­гу сде­лать, - воз­ра­зил я, - здесь нет ксен­дза, я ведь ка­то­лик, Ба­тюш­ка». - «Мож­но бы съез­дить ту­да, где он есть, а луч­ше при­ми-ка пра­во­сла­вие». Я изъ­явил го­тов­ность на пред­ло­же­ние стар­ца и, по­бла­го­да­рив его за со­вет, при­нял от него бла­го­сло­ве­ние на пред­ло­жен­ное де­ло и ста­рал­ся как мож­но ско­рее при­нять пра­во­сла­вие, так что неде­ли через две я уже по­ма­зан был ми­ром, ис­по­ве­дан и при­об­щен Св. Хри­сто­вых Тайн. По­сле се­го я опять был у о. Ила­ри­о­на, ко­то­рый при­нял ме­ня очень лас­ко­во, на­став­лял ме­ня, го­во­ря, что бо­лее все­го нуж­но ста­рать­ся о спа­се­нии сво­ей ду­ши. С тех пор я по­чув­ство­вал необык­но­вен­ную ра­дость в ду­ше мо­ей; я как буд­то об­но­вил­ся и на все смот­рел дру­ги­ми гла­за­ми. Да и от­но­ше­ние пол­ко­во­го док­то­ра ко мне с то­го вре­ме­ни со­вер­шен­но из­ме­ни­лось: тот же док­тор, да не тот стал че­ло­век. Вме­сто преж­не­го его об­ра­ще­ния со мною я стал поль­зо­вать­ся его рас­по­ло­же­ни­ем, и ко­гда я окон­чил срок служ­бы, то он пред­ста­вил ме­ня к на­гра­де - чи­ном и зва­ни­ем ле­ка­ря. Мно­го раз и по­сле бы­вал я у о. Ила­ри­о­на. Он, ве­ро­ят­но, мо­лил­ся за ме­ня, и по его св. мо­лит­вам жизнь моя бы­ла са­мая счаст­ли­вая. Со вре­ме­ни же кон­чи­ны бла­жен­но­го стар­ца я по­ста­вил се­бе за пра­ви­ло в день его па­мя­ти все­гда бы­вать в хра­ме Бо­жи­ем и слу­жить по нем па­ни­хи­ду».

Некий коз­лов­ский ку­пец Фе­о­дул Пет­ро­вич Ва­гин при­е­хал од­на­жды к Ила­ри­о­ну со сво­ей же­ной с на­ме­ре­ни­ем про­сить бла­го­сло­ве­ния на по­строй­ку но­во­го до­ма и со­ве­та - быть ли ему цер­ков­ным ста­ро­стой. На это ста­рец ска­зал: «Долж­ность цер­ков­но­го ста­ро­сты при­ми, а но­вый дом стро­ить до вре­ме­ни по­го­ди». Вско­ре слу­чил­ся в Коз­ло­ве силь­ный по­жар, в ко­то­ром силь­но по­стра­дал храм, в ко­то­ром Ва­гин был ста­ро­стой, и пол­но­стью сго­рел его ста­рый дом. По­сле это­го ку­пец с же­ной вновь при­е­ха­ли в Тро­е­ку­ро­во бла­го­да­рить стар­ца, что не поз­во­лил им стро­ить но­вый дом, ко­то­рый на­вер­ня­ка сго­рел бы в огне по­жа­ра, и про­сить со­ве­та - что де­лать с хра­мом. Ила­ри­он по­со­ве­то­вал им вна­ча­ле при­ло­жить по­пе­че­ние об ис­прав­ле­нии хра­ма и пе­ре­лить ко­ло­ко­ла в Москве, где у него бы­ло мно­го зна­ко­мых бо­га­чей и ко­то­рые долж­ны бы­ли по­мочь Ва­ги­ну в его хра­мо­зда­тель­стве. И дей­стви­тель­но, Ва­ги­ну бы­ла ока­за­на по­мощь, и вско­ре храм был от­де­лан и ко­ло­ко­ла пе­ре­ли­ты. Бла­го­сло­вив освя­ще­ние хра­ма, ста­рец Ила­ри­он ска­зал: «Освя­щай­те храм Бо­жий, Гос­подь Вас бла­го­сло­вит. А по­том при­ни­май­тесь за по­строй­ку сво­е­го до­ма». Так ста­рец все­гда и вер­но опре­де­лял все­му свое вре­мя».

Тро­е­ку­ров­ская мо­на­хи­ня Онуф­рия, быв­шая в 1870 г. в Пе­тер­бур­ге за сбо­ром по­да­я­ния на оби­тель, встре­ти­ла там жен­щи­ну, ко­то­рая, узнав, от­ку­да она, об­ра­до­ва­лась и рас­ска­за­ла о се­бе сле­ду­ю­щее. Бы­ла она кре­пост­ной дво­ро­вой де­вуш­кой в гос­под­ском до­ме и при­слу­жи­ва­ла од­ной ба­рыне. Та ее очень це­ни­ла, и ко­гда гос­по­да со­бра­лись пе­ре­ез­жать в Пе­тер­бург, на­ме­ре­ва­лась взять с со­бой и де­вуш­ку. Но та не хо­те­ла уез­жать от сво­е­го до­ма и бед­ных ро­ди­те­лей, хо­те­ла да­же спе­ци­аль­но раз­гне­вать ба­ры­ню, чтобы та не взя­ла ее с со­бой, но вна­ча­ле все же ре­ши­ла схо­дить в Во­ро­неж на бо­го­мо­лье. По пу­ти она еще с од­ной жен­щи­ной за­шла в Тро­е­ку­ро­во и ре­ши­ла спро­сить со­ве­та у стар­ца Ила­ри­о­на. Но, уви­дев его по­сле служ­бы и рас­те­ряв­шись, она не ска­за­ла ни сло­ва, а спут­ни­ца сра­зу же по­то­ро­пи­ла ее от­пра­вить­ся да­лее. Но толь­ко они вы­шли на боль­шую до­ро­гу, как уви­де­ли, что их до­го­ня­ет ке­лей­ник Ила­ри­о­на с просфо­рой в ру­ках. «Кто из вас пе­тер­бург­ская?» - спро­сил он. Де­вуш­ка от­ве­ти­ла, что они не из Пе­тер­бур­га, но вот она, мо­жет быть, по­едет в Пе­тер­бург и, хо­те­ла все рас­ска­зать ке­лей­ни­ку стар­ца. Но тот и слу­шать ни­че­го не стал и, по­да­вая просфо­ру, ска­зал: «Зна­чит, это те­бе Ба­тюш­ка при­слал на бла­го­сло­ве­ние в Пи­тер». Рас­суж­дая за­тем о про­ис­шед­шем, де­вуш­ка по­ня­ла, что долж­на бес­пре­ко­слов­но по­ехать за ба­ры­ней в Пе­тер­бург. И по­мо­лив­шись у мо­щей св. Мит­ро­фа­на, воз­вра­ти­лась до­мой, чтобы вско­ре уехать в сто­ли­цу. Ко­гда же мо­на­хи­ня Онуф­рия слу­ша­ла этот рас­сказ, жен­щи­на эта дав­но ста­ла воль­ной, жи­ла у быв­ших хо­зя­ев по най­му, вы­пол­няя обя­зан­но­сти гор­нич­ной, ня­ни и эко­ном­ки. В от­сут­ствие хо­зя­ев она за­ве­до­ва­ла всем до­мом, и все у нее бы­ло в изоби­лии, так что да­же по­лу­ча­лось по­мо­гать род­ным в де­ревне. И всем этим, по ее сло­вам, она бы­ла обя­за­на стар­цу Ила­ри­о­ну: «Ес­ли бы он ме­ня не вра­зу­мил, Бог зна­ет, что бы­ло бы со мною».

Про­зор­ли­вость стар­ца Ила­ри­о­на

Имея ве­ли­кие ду­хов­ные да­ро­ва­ния от Гос­по­да, пре­по­доб­ный Ила­ри­он Тро­е­ку­ров­ский осо­бен­но про­сла­вил­ся сво­ей про­зор­ли­во­стью. Ста­рец пред­ска­зы­вал сво­им по­се­ти­те­лям мно­гие гря­ду­щие со­бы­тия в их жиз­ни или, ви­дя гнев Бо­жий на лю­дях нече­сти­вых, ста­рал­ся их предо­сте­речь от нера­зум­ных по­ступ­ков и по­мыс­лов.

В на­ча­ле июля 1848 г. некая по­ме­щи­ца В. А. Ш., близ­ко знав­шая стар­ца Ила­ри­о­на и ку­пив­шая по его со­ве­ту неболь­шой дом близ Тро­е­ку­ро­ва, со­бра­лась ехать до­мой в Ря­зан­скую гу­бер­нию и по сво­е­му обык­но­ве­нию за­еха­ла к стар­цу про­сить его на­пут­ствен­но­го на­став­ле­ния и бла­го­сло­ве­ния. Но тот через ке­лей­ни­ка пе­ре­дал ей, что не смо­жет при­нять ее до суб­бо­ты. Она два­жды по­сле это­го по­сы­ла­ла к стар­цу ска­зать, что ждать три дня ни­как не мо­жет - ждут сроч­ные де­ла, и про­си­ла при­нять тот­час же. И вся­кий раз по­лу­ча­ла от­вет, что до суб­бо­ты Ила­ри­он при­нять ее не смо­жет. Она до­жда­лась суб­бо­ты и вновь при­е­ха­ла в Тро­е­ку­ро­во. При встре­че со стар­цем от­кро­вен­но ска­за­ла ему, что силь­но роп­та­ла на него за от­каз при­нять ее ра­нее. На что ста­рец с улыб­кой от­ве­тил: «Те­перь, по­жа­луй, сту­пай с Бо­гом». С ра­до­стью В. А. Ш. по­еха­ла до­мой, но в до­ро­ге встре­ти­ла по­слан­ца с из­ве­сти­ем, что в ее де­ревне от­кры­лась хо­ле­ра, и это за­ста­ви­ло ее вер­нуть­ся на­зад.

В жиз­ни игу­ме­ньи Фло­ров­ско­го Ки­ев­ско­го жен­ско­го мо­на­сты­ря схи­мо­на­хи­ни Еле­аза­ры был опыт див­ной про­зор­ли­во­сти стар­ца Ила­ри­о­на. Она в мо­ло­до­сти сво­ей бы­ла за­му­жем за по­лиц­мей­сте­ром Кур­ска Гу­бер­том. При­ез­жа­ет она раз к Ила­ри­о­ну, а тот с утра ска­зал ке­лей­ни­ку: «Ко мне се­го­дня при­дет игу­ме­нья. Ты смот­ри, встреть её». Тот весь день про­ждал, и ни­ка­кая игу­ме­нья не при­ез­жа­ла. Уже к ве­че­ру под­ка­тил эки­паж с дву­мя ба­ры­ня­ми. Это и бы­ла г-жа Гу­берт с гу­вер­нант­кой. Ке­лей­ник по­шел до­кла­ды­вать: «Ба­тюш­ка, ка­кая-то ба­ры­ня при­е­ха­ла». - «Ка­кая ба­ры­ня? Это игу­ме­нья Ки­ев­ская». Ко­гда она во­шла, за­твор­ник её встре­тил сло­ва­ми: «А! Игу­ме­нья ко мне при­е­ха­ла». Г-жа Гу­берт уди­ви­лась, к че­му это он её так на­звал, и за­пом­ни­ла эти сло­ва. До­воль­но мно­го вре­ме­ни спу­стя по­сле это­го по­се­ще­ния Пе­ла­гия Ан­дре­ев­на Ува­ро­ва со­бра­лась в Ки­ев и при­шла про­стить­ся к Ила­ри­о­ну. Он да­ет ей просфо­ру де­вя­ти­чин­ную, за­вер­ну­тую в ис­чер­чен­ную кре­ста­ми бу­маж­ку, ла­да­ну и све­чей и при­ка­зы­ва­ет пе­ре­дать это г-же Гу­берт. Та за­пла­ка­ла, при­няв­ши от ма­туш­ки этот дар стар­ца, счи­тая его на­ме­ком на пред­сто­я­щие ей скор­би. На воз­врат­ном пу­ти из Ки­е­ва Ува­ро­ва опять за­шла к ним и узна­ла, что у них по­мер­ли де­ти. Но еще боль­шее ис­пы­та­ние ожи­да­ло их впе­ре­ди. Муж г-жи Гу­берт по­пал под суд, и ему гро­зи­ло са­мое тяж­кое на­ка­за­ние, ко­то­ро­го он из­бе­жал толь­ко по Вы­со­чай­шей ми­ло­сти. По­сле это­го они оба ре­ши­ли по­сту­пить в мо­на­стырь. Муж лет во­семь жил в Ки­ев­ской Лав­ре, где и скон­чал­ся, а она до его смер­ти по­жи­ла в од­ном де­ви­чьем мо­на­сты­ре верст за 30 от Ки­е­ва, а по­том её пе­ре­ве­ли в Ки­ев­ский Фло­ров­ский мо­на­стырь, В этом мо­на­сты­ре она умер­ла - игу­ме­ньей в 1902 го­ду 96 лет от ро­ду. До са­мой кон­чи­ны сво­ей она име­ла боль­шую лю­бовь и ве­ру в тро­е­ку­ров­ско­го за­твор­ни­ка.

Ле­бе­дян­ский по­ме­щик Алек­сандр Ильич Лу­кин при­е­хал к Ила­ри­о­ну со сво­ей род­ствен­ни­цей, же­лав­шей по­лу­чить у стар­ца бла­го­сло­ве­ние на спор­ное де­ло с род­ной сест­рой. При­чем она са­ма бы­ла непра­ва в этом су­деб­ном де­ле. По­сле обыч­ных по­кло­нов Ила­ри­он по­до­шел пря­мо к ней и спро­сил: «Как твое имя?» - «Лю­бовь», - от­ве­ча­ла она. «А, - вос­клик­нул как бы удив­лен­ный ста­рец, - Лю­бовь! Да ведь лю­бовь по­кры­ва­ет мно­же­ство гре­хов». И по­вто­рил это несколь­ко раз. По­сле это­го по­се­ти­тель­ни­ца не ре­ши­лась про­сить бла­го­сло­ве­ния на су­деб­ную тяж­бу с сест­рой. Лишь по­сле смер­ти Ила­ри­о­на она на­ча­ла это де­ло и, по­тра­тив мно­же­ство де­нег, про­иг­ра­ла суд.

Друг за­твор­ни­ка - бла­го­че­сти­вый свя­щен­ник с. Гу­би­на о. Ни­кандр бла­го­слов­лял­ся у него пе­ре­не­сти свой дом по­бли­же к стро­ив­шей­ся то­гда в Тро­е­ку­ро­ве ка­мен­ной церк­ви. «На­прас­но ты хо­чешь стро­ить­ся, – ска­зал ему ста­рец, – по­стро­ишь­ся, а мо­наш­ки те­бя сго­нят». В дру­гой раз о. Ни­кандр за­ду­мал пе­рей­ти на ме­сто сво­е­го умер­ше­го от­ца в г. Усмань. «В Усмань пе­ре­хо­дить не на­до, — ска­зал Ил­ла­ри­он, – По­го­ди. Вот здесь у ме­ня бу­дет мо­на­стырь, то­гда и пе­рей­дешь в Тро­е­ку­ро­во». И дей­стви­тель­но, лет через 15 по­сле это­го, ко­гда в Тро­е­ку­ро­ве уже бы­ла от­кры­та за­кон­ным по­ряд­ком жен­ская об­щи­на, о. Ни­канд­ра пе­ре­ве­ли в Тро­е­ку­ро­во.

Бо­га­тые куп­цы Мо­ро­зо­вы из г. Ряж­ска Ря­зан­ской гу­бер­нии – муж с же­ной, не со­всем здо­ро­вые – ре­ши­лись по со­ве­ту вра­чей съез­дить на Кав­каз под­ле­чить­ся. Но спер­ва при­е­ха­ли к Ила­ри­о­ну про­сить бла­го­сло­ве­ния на даль­ний путь. Тот не одоб­рил их на­ме­ре­ния и по­со­ве­то­вал вер­нуть­ся до­мой и, по­ло­жив­шись на во­лю Бо­жию, не бес­по­ко­ить­ся о сво­ем здо­ро­вье: «Бог даст, и до­ма по­пра­ви­тесь». Но Мо­ро­зо­вы не по­слу­ша­лись стар­ца и от­пра­ви­лись на Кав­каз. До­е­хав до Став­ро­по­ля, они друг за дру­гом за­бо­ле­ли хо­ле­рой и вско­ре там умер­ли.

В один из при­ез­дов Ев­фи­мии Гри­горь­ев­ны По­по­вой в Тро­е­ку­ро­во ста­рец за­ста­вил ее вско­пать гря­ды на сво­ем ого­ро­де. До са­мо­го ве­че­ра тру­ди­лась она и ни­че­го не ела це­лый день. Ве­че­ром Ила­ри­он при­гла­сил ее по­обе­дать с ним. На стол по­дан был один-един­ствен­ный со­ле­ный груздь, раз­ре­зан­ный на три ча­сти, да неболь­шой лом­тик хле­ба. Про­го­ло­дав­ша­я­ся Ев­фи­мия Гри­горь­ев­на с огор­че­ни­ем по­ду­ма­ла: че­го ж тут есть-то? Но, съев­ши са­мую ма­лую часть гри­ба с хле­бом, по­чув­ство­ва­ла, что уже так сы­та, что бо­лее и есть не мо­жет. «Ты, ка­жет­ся, хо­те­ла мно­го у ме­ня по­ку­шать, Ев­фи­мьюш­ка, –ска­зал ей ста­рец, – а и по­ло­ви­ны груз­ди­ка не ску­ша­ла». «Не мо­гу, Ба­тюш­ка, очень сы­та». По­сле этой тра­пезы ей очень дол­го не хо­те­лось есть. А то, бы­ва­ло, по­шлет ее ста­рец зи­мою но­че­вать в нетоп­ле­ную ба­ню. «Иди, – ска­жет, – с Бо­гом, Ев­фи­мьюш­ка, те­бе и там бу­дет теп­ло». И точ­но, по мо­лит­вам Угод­ни­ка Бо­жия она не ощу­ща­ла хо­ло­да. Дру­гой раз при­е­ха­ла Ев­фи­мия Гри­горь­ев­на зи­мой. По­го­сти­ла у Ила­ри­о­на дня три и ста­ла со­би­рать­ся до­мой. Он уго­ва­ри­вал её остать­ся еще дня на три, по­то­му что сде­лал­ся па­во­док. Она не слу­ша­лась. Со­бра­лась и при­шла про­щать­ся. Ба­тюш­ка снял с се­бя шер­стя­ные чул­ки и по­дал ей. «Они, – го­во­рит, – хоть и ста­рень­кие, да ты их до­ро­гою вы­мо­ешь». – «Где ж мне это до­ро­гою чул­ки мыть?» – по­ду­ма­ла Ев­фи­мия Гри­горь­ев­на и по­еха­ла. С ней бы­ли лю­би­мый за­твор­ни­ком по­слуш­ник За­дон­ско­го мо­на­сты­ря Ми­ха­ил и ку­чер. До­ро­гой при­шлось пе­ре­ез­жать глу­бо­кий пол­ный во­дою лог. Во­зок опро­ки­нул­ся, и Ев­фи­мию Гри­горь­ев­ну еле вы­та­щи­ли из во­ды. Так она и вы­мы­ла чу­лоч­ки стар­ца Ила­ри­о­на.

С этим же са­мым Ми­ха­и­лом, ко­гда он уже стал иеро­мо­на­хом Зо­си­мой (впо­след­ствии на­мест­ник За­дон­ско­го Бо­го­ро­диц­ко­го мо­на­сты­ря), был по­доб­ный слу­чай. При­е­хал он в Тро­е­ку­ро­во на вто­рой неде­ле Ве­ли­ко­го по­ста; по­был неде­лю и при­шел к стар­цу бла­го­сло­вить­ся в об­рат­ный путь. «Ну, Бог те­бя бла­го­сло­вит, – ска­зал Ила­ри­он, – сту­пай. Да по­го­ди. На-ка вот те­бе на до­ро­гу чаю, са­хар­цу – да вот возь­ми еще со­роч­ку, фу­фай­ку и чул­ки». И да­ет ему эти ве­щи; дал еще пе­кле­ван­ный сит­ный. Отец Зо­си­ма по­ду­мал про се­бя: «На что все это? Ведь ехать неда­ле­ко, да еще чер­ный сит­ный!» А Ба­тюш­ка, как бы чи­тая его мыс­ли, ска­зал: «Возь­ми, возь­ми - бы­ва­ет, и сит­ный го­дит­ся в до­ро­ге». О. Зо­си­ма по­кор­но взял все и по­ехал. И ка­кой же ужас ожи­дал его! При­шлось ему вдво­ем с ку­че­ром пе­ре­ез­жать Дон но­чью по льду. Взъе­ха­ли на се­ре­ди­ну ре­ки, и вдруг ло­ша­ди про­ва­ли­лись в лед. О. Зо­си­ма с ку­че­ром кое-как мок­рые вы­ско­чи­ли от­ту­да, а ло­ша­ди би­лись в во­де. Ку­чер по­шел за по­мо­щью в се­ло. А о. Зо­си­ма, остав­шись один сре­ди ре­ки, весь мок­рый и об­ле­де­нев­ший, на­чал со сле­за­ми про­сить Гос­по­да и стар­ца Ила­ри­о­на, чтобы спас­ли его от опас­но­сти, угро­жав­шей ему смер­тью. Вдруг под­хо­дит кто-то неиз­вест­ный и го­во­рит: «Иди на бе­рег, а я тво­их ло­ша­дей вы­ве­ду». С тру­дом, уто­пая в су­гро­бах, вы­брал­ся о. Зо­си­ма на бе­рег. Он не ви­дал, ка­ким об­ра­зом неиз­вест­ный вы­та­щил ло­ша­дей из по­лы­ньи, толь­ко пом­нил, что, как вы­шел на бе­рег, так и ло­ша­ди с са­ня­ми вы­еха­ли сле­дом и ста­ли ря­дом с ним, а незна­ко­мец мол­ча оправ­лял сбрую. Оба сто­я­ли, как буд­то в ожи­да­нии ку­че­ра с людь­ми из се­ла. Сам о. Зо­си­ма был в ка­ком-то за­бве­нии и от­но­сил­ся к про­ис­хо­див­ше­му как к че­му-то обык­но­вен­но­му, и толь­ко гром­кие изум­лен­ные вос­кли­ца­ния по­до­шед­шей тол­пы кре­стьян при­ве­ли его в се­бя. «Кто же те­бе, Ба­тюш­ка, вы­вел ло­ша­дей-то?» – спра­ши­ва­ли они. – «Да я и сам не знаю. Я ду­мал, кто-ни­будь из ва­ше­го се­ла. Вот он сей­час тут сто­ял, оправ­лял ло­ша­дей». Но ни­ко­го не бы­ло. Все при­пи­са­ли это к чу­де­сам Бо­жи­им, так как невоз­мож­но бы­ло од­но­му че­ло­ве­ку спра­вить­ся с этим де­лом. А о. Зо­си­ма уве­рил­ся, что спа­си­те­лем его был Тро­е­ку­ров­ский за­твор­ник, и со сле­за­ми воз­бла­го­да­рил Гос­по­да и о. Ила­ри­о­на. Вот тут-то, как при­е­ха­ли в се­ло все об­мерз­лые, а на ло­ша­дях да­же шлеи об­ле­де­нев­шие, тут-то и при­го­ди­лись о. Зо­си­ме и ба­тюш­ки­на со­роч­ка, и фу­фай­ка, и теп­лые чул­ки; ку­че­ру же очень кста­ти по­ка­зал­ся пе­кле­ван­ный сит­ный с го­ря­чим ча­ем, по­то­му что ужи­на; хо­зя­ев не на­шлось. А Ила­ри­он ра­но утром по­слал за Гол­до­би­ны­ми. Они при­ез­жа­ют. «По­ди­те от­слу­жи­те мо­ле­бен о здра­вии иеро­мо­на­ха Зо­си­мы. Ты зна­ешь, Алек­сандра, он нын­че но­чью в один­на­дца­том ча­су ведь обо­рвал­ся в лед. Я мо­лил­ся о нем, и Гос­подь его спас. На­пи­ши ему, чтобы не скор­бел и не бо­ял­ся: по­бо­лит немнож­ко, и Гос­подь ис­це­лит. Вес­ною еще к нам при­е­дет».

Елец­кой по­ме­щи­це Ко­жу­хо­вой ста­рец как-то ска­зал: «Ви­дишь, как у ме­ня на крес­лах из­вет­ша­ла по­душ­ка-то. Пой­дешь в свою де­рев­ню, при­ве­зи мне от­ту­да но­вую; а по­кой­нее бы те­бе про­дать это бес­по­кой­ное име­ние, и день­ги от­дать на За­дон­ский со­бор за упо­кой ду­ши тво­ей». - «По при­ез­де от­ту­да я ис­пол­ню Ваш со­вет», - от­ве­ча­ла она. — «Не ез­ди, а про­дай здесь, я куп­ца най­ду, и день­ги упо­тре­бим на устрой­ство со­бо­ра», - ска­зал Ила­ри­он. «Нель­зя же, Ба­тюш­ка, не быть мне в де­ревне, и для рас­по­ря­же­ния, и в по­след­ний раз по­смот­реть на име­ние», - от­ве­ча­ла Ана­ста­сия Пет­ров­на и от­пра­ви­лась. Вско­ре по при­ез­де в де­рев­ню на­шли её в по­сте­ли мерт­вую, за­ду­шен­ную по­душ­ка­ми.

Од­на­жды ста­рец Ила­ри­он по­слал со сво­им ке­лей­ни­ком каз­на­чею Ле­бе­дян­ско­го Тро­иц­ко­го мо­на­сты­ря о. Фила­ре­ту просфо­ру и чер­ное по­ло­тен­це. Вско­ре по­сле это­го на­ста­ли для о. Фила­ре­та чер­ные дни - по на­ве­там недру­гов он был окле­ве­тан пе­ред на­чаль­ством, ли­шен долж­но­сти и дол­го пе­ре­во­дил­ся из од­но­го мо­на­сты­ря в дру­гой.

Чу­де­са ис­це­ле­ний по мо­лит­вам Ила­ри­о­на

Бла­го­дать, дан­ная Гос­по­дом сво­им апо­сто­лам - ис­це­лять раз­лич­ные неду­ги и из­го­нять бе­сов, по­да­ва­лась и по­да­ет­ся вер­ным ра­бам Хри­сто­вым как дар и на­гра­да за их вер­ность Ца­рю Небес­но­му. И угод­ник Бо­жий Ила­ри­он имел жи­вую ве­ру в Бо­га и всю жизнь по­ло­жил неустан­но­му и непре­стан­но­му слу­же­нию страж­ду­ще­му че­ло­ве­че­ству. За это со­кро­вищ­ни­ца бла­го­дат­ных да­ров Бо­жи­их бы­ла для него от­кры­та, и по мо­лит­вам стар­ца Ила­ри­о­на со­вер­ша­лись мно­же­ствен­ные чу­де­са ис­це­ле­ний. И да­же са­ми бе­сы, по вы­ра­же­нию апо­сто­лов, по­ви­но­ва­лись ему о Име­ни Иису­со­ве. Вот несколь­ко при­ме­ров.

Бу­дучи уже на­мест­ни­ком За­дон­ско­го мо­на­сты­ря о. Зо­си­ма при­е­хал к Ила­ри­о­ну зи­мою и до­ро­гою силь­но про­сту­дил­ся. С ним был ужас­ный жар, вро­де го­ряч­ки. По его прось­бе при­нес­ли ему из стар­це­вой ке­льи мас­ла из неуга­си­мой лам­па­ды пе­ред ико­ною Вла­ди­мир­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри, и он вы­тер этим мас­лом все те­ло. Утром Ила­ри­он при­слал ему ку­со­чек ан­ти­до­ра, и, как толь­ко он съел его, бо­лезнь про­шла.

Од­на еф­ре­мов­ская ме­щан­ка не вла­де­ла ру­кой и но­гою. Мно­го и дол­го ле­чи­лась, но об­лег­че­ния не по­лу­чи­ла. Док­то­ра при­су­ди­ли от­нять у нее боль­ную но­гу, но она не со­гла­си­лась и по­про­си­ла свою мать хо­дить по­со­ве­то­вать­ся к стар­цу Ила­ри­о­ну. «Да­ром но­гу пи­лить, - ска­зал ей Ила­ри­он, - Ца­ри­ца Небес­ная ис­це­лит твою дочь. Иди от­слу­жи ей мо­ле­бен с ака­фи­стом и во­ду освя­ти и мо­е­му Ан­ге­лу мо­ле­бен от­слу­жи. Мо­лись толь­ко усерд­нее. Свя­тую во­ду возь­ми с со­бою и да­вай боль­ной пить. Вот те­бе еще и мас­ли­ца, по­ма­зы­вай им боль­ную ру­ку и но­гу тво­ей до­че­ри. При­е­дешь в Еф­ре­мов, освя­ти еще во­ду пред ико­ною Ца­ри­цы Небес­ной Жи­во­нос­ный Ис­точ­ник. Толь­ко ве­руй! Гос­подь си­лен ис­це­лить боль­ную». По при­ез­де до­мой, за­став­ши дочь в без­на­деж­ном по­ло­же­нии, по­чти при смер­ти, она по­спе­ши­ла ис­пол­нить все, что бы­ло при­ка­за­но стар­цем, и сверх вся­ко­го ожи­да­ния боль­ной по­лег­ча­ло. Через два ме­ся­ца она са­ма при­ез­жа­ла в Тро­е­ку­ро­во и, хо­тя бы­ла еще сла­ба, но во вре­мя мо­леб­на, стоя на но­гах, под­дер­жи­ва­ла ико­ну Вла­ди­мир­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри и со­вер­шен­но ис­це­ли­лась.

Куп­чи­ха Прас­ко­вья Яко­влев­на Ко­лен­ки­на два го­да стра­да­ла кро­во­те­че­ни­ем и при­е­ха­ла к за­твор­ни­ку Ила­ри­о­ну в та­кой сла­бо­сти, Что не мог­ла сто­ять на но­гах. Он при­ка­зал ей упо­треб­лять каж­дый день по чай­ной лож­ке ки­пя­че­но­го цер­ков­но­го ви­на с пя­тью ку­соч­ка­ми хле­ба. По­сле трех при­е­мов она ис­це­ли­лась. Муж ее тем же, по при­ка­за­нию стар­ца, ис­це­лил­ся от вос­па­ле­ния лег­ких. А ко­гда у него неде­ли две шла по­сто­ян­но слю­на, Ила­ри­он при­ка­зал ему при­ни­мать в день по чай­ной лож­ке пост­но­го мас­ла. По­сле трех при­е­мов слю­на у него оста­но­ви­лась. Од­на­жды он упал на льду; ли­цо его так рас­пух­ло, что дол­гое вре­мя не вид­но бы­ло глаз. Он об­ра­тил­ся к Ила­ри­о­ну за по­мо­щью. Тот дал мас­ла из лам­па­ды от сво­их свя­тых икон, чтобы ма­зать ли­цо боль­но­го. На дру­гой же день все про­шло.

Иван Фе­до­ро­вич Ле­тош­нев силь­но за­бо­лел и при­го­то­вил­ся к смер­ти. Вспом­нив о стар­це, он по­слал к нему сво­е­го род­ствен­ни­ка про­сить его св. мо­литв и со­ве­та, чем по­ле­чить­ся. Ста­рец от­ве­чал по­слан­но­му: «Дай­те боль­но­му две лож­ки де­ре­вян­но­го мас­ла и на­пой­те его пар­ным мо­ло­ком». Не успел еще по­слан­ный воз­вра­тить­ся, как боль­ной на­стой­чи­во стал тре­бо­вать две лож­ки де­ре­вян­но­го мас­ла и пар­но­го мо­ло­ка, го­во­ря, что ба­тюш­ка сто­ит воз­ле него и при­ка­зы­ва­ет при­нять это. Окру­жа­ю­щие со­чли сло­ва его за бред и опа­са­лись ис­пол­нить его тре­бо­ва­ние. На­ко­нец ре­ши­лись дать. Боль­ной вы­пил и за­снул. Воз­вра­тив­ший­ся за­тем род­ствен­ник с удив­ле­ни­ем узнал, что боль­ной уже при­нял ле­кар­ство, на­зна­чен­ное ему Ила­ри­о­ном, и имен­но в тот час, ко­гда ста­рец да­вал по­слан­но­му этот со­вет. Через несколь­ко дней Ле­тош­нев был со­всем здо­ров.

При­вез­ли раз к стар­цу двух одер­жи­мых злым ду­хом. Один был ку­пец из За­дон­ска, а дру­гой елец­кий кре­стья­нин. На пу­ти, а еще бо­лее, ко­гда при­бли­жа­лись к Тро­е­ку­ро­ву, бес­но­ва­тые бы­ли так сви­ре­пы, что про­во­жа­тые долж­ны бы­ли за­ко­вать их же­ле­зом. Но, ед­ва по­ка­за­лась ке­лья за­твор­ни­ка, они умолк­ли, а при по­яв­ле­нии стар­ца, осе­нив­ше­го боль­ных крест­ным зна­ме­ни­ем и на­по­ив­ше­го их еле­ем из лам­па­ды, боль­ные ис­це­ли­лись.

Стра­дав­шая тем же ле­бе­дян­ская по­ме­щи­ца Ан­на Пет­ров­на Штейн пи­са­ла Ила­ри­о­ну, про­ся его свя­тых мо­литв. Ста­рец от­ве­тил: «Из се­ла Доб­ро­го Ле­бе­дян­ско­го уез­да взять Тих­вин­скую чу­до­твор­ную икон Бо­жи­ей Ма­те­ри, от­слу­жить во­до­свя­тие и мо­ле­бен с ака­фи­стом Бо­жи­ей Ма­те­ри и над бо­ля­щей свя­щен­ни­ку про­честь опре­де­лен­ные пра­во­слав­ною Цер­ко­вью за­кли­на­тель­ные на злых ду­хов мо­лит­вы». Ко­гда все это бы­ло ис­пол­не­но, Ан­на Пет­ров­на, по мо­лит­вам Ила­ри­о­на по­лу­чи­ла со­вер­шен­ное ис­це­ле­ние. «Ко­гда мы жи­ли в Пе­тер­бур­ге, - рас­ска­зы­ва­ла о се­бе Алек­сандра Ни­ко­ла­ев­на Гол­до­би­на, - я раз очень про­сту­ди­лась. Бо­лезнь при­ня­ла дур­ной обо­рот. Док­то­ра на­хо­ди­ли у ме­ня рак в гру­ди и тре­бо­ва­ли сде­лать опе­ра­цию. Но ни я, ни ро­ди­те­ли мои не со­гла­си­лись на это, а по­еха­ли за со­ве­том к на­ше­му ува­жа­е­мо­му Стар­цу, ко­то­рый при­ка­зал мне по­ма­зать боль­ное ме­сто мас­лом из его лам­па­ды (теп­лив­шей­ся пе­ред его ке­лей­ной Вла­ди­мир­ской ико­ной Бо­жи­ей Ма­те­ри), и я тот-час же ис­це­ли­лась. Ко­гда мать на­ша и мы ста­ли бла­го­да­рить Ба­тюш­ку, он по сво­е­му сми­ре­нию, скры­вая си­лу сво­их мо­литв, ска­зал нам: «Ведь эта ико­на Бо­жи­ей Ма­те­ри чу­до­твор­ная».

Сест­ра ее, Ан­на Ни­ко­ла­ев­на, в сво­их за­пис­ках го­во­рит: «Бо­лее го­да бо­ле­ли у ме­ня гла­за. При сви­да­нии с Ба­тюш­кою он пе­ре­кре­стил их три­жды и ска­зал: «Бог даст, гла­за твои ни­ко­гда не бу­дут бо­леть. Толь­ко схо­ди к мо­щам Свя­ти­те­ля Мит­ро­фа­на Во­ро­неж­ско­го». По при­бы­тии из Во­ро­не­жа гла­за мои за­мет­но ста­ли ис­прав­лять­ся. Несмот­ря на сла­бость зре­ния, Ба­тюш­ка при­ка­зал мне вы­шить по кан­ве бу­маж­ник для него. С ве­ли­ким тру­дом, при бо­лез­ни глаз за­кан­чи­ва­ла я ра­бо­ту; меж­ду тем ду­ма­ла и да­же го­во­ри­ла се­мей­ным: вещь-то эта хо­ро­ша и сра­бо­та­на соб­ствен­но по усер­дию к Ба­тюш­ке, а он непре­мен­но от­даст сво­е­му лю­би­мо­му ке­лей­ни­ку. Спу­стя немно­го вре­ме­ни гла­за мои окон­ча­тель­но ис­пра­ви­лись, и мы с сест­рою при­е­ха­ли к Ба­тюш­ке. При­ят­ным дол­гом по­чла я под­не­сти ему тру­ды мои. Бла­го­склон­но при­няв бу­маж­ник и лю­бу­ясь им так же, как я до­ма лю­бо­ва­лась, он ска­зал: «Хо­рош бу­маж­ник, и Спи­ри­до­ну я его не от­дам». Дол­гое вре­мя стра­да­ла я уны­ни­ем и на­па­дав­шим на ме­ня ужас­ным стра­хом. Ста­рец при­ка­зал сест­ре мо­ей, Алек­сан­дре Ни­ко­ла­евне, ко­то­рая при­шла о том по­со­ве­то­вать­ся, уда­рить три ра­за вет­кою ва­ий ме­ня боль­ную, и я вне­зап­но из­ба­ви­лась от неду­га».

Пе­ла­гия Ко­но­нов­на Гра­ни­на рас­ска­зы­ва­ла о се­бе: «Неча­ян­но за­ще­ми­ла я па­лец, и он очень раз­бо­лел­ся. Ба­тюш­ка ска­зал мне: «Мажь его мас­лом из лам­па­ды, но дру­гим ни­чем не ле­чи; а то у ме­ня так-то год це­лый бо­лел па­лец». И хо­тя он еще раз по­вто­рил мне эти сло­ва, я не утер­пе­ла - ста­ла ле­чить. Но ле­кар­ства не по­мо­га­ли, и боль в паль­це уси­ли­ва­лась. На­ко­нец я об­ра­ти­лась к док­то­ру. Он по­смот­рел и ска­зал: «Его на­до от­пи­лить». Дей­стви­тель­но, па­лец мой силь­но раз­бо­лел­ся, око­ло него на­рос­ло мя­со. По­чти це­лый год я так стра­да­ла, но, бо­ясь пи­лить па­лец, по­шла к Ба­тюш­ке про­сить его по­мо­щи. «За­чем ты ле­чи­ла? - ска­зал он, - ведь я те­бе не ве­лел. Сту­пай ско­рее к Свя­ти­те­лю Мит­ро­фа­ну, по­мо­лись, и я по­мо­люсь за те­бя». При­быв в Во­ро­неж вско­ре по­сле от­кры­тия мо­щей Свя­ти­те­ля, я с тру­дом до­шла до них от мно­же­ства по­клон­ни­ков. При­ло­жив­шись к Свя­ти­те­лю, я вме­сте с тем при­ло­жи­ла свой боль­ной па­лец - и он как буд­то не бо­лел».

И по кон­чине сво­ей ста­рец Ила­ри­он не остав­лял сво­ею по­мо­щью при­бе­га­ю­щих к нему с ве­рою. Вот сви­де­тель­ства чу­дес­ных ис­це­ле­ний, со­бран­ные игу­ме­ньей Тро­е­ку­ров­ской оби­те­ли На­фа­наи­лой: «Ме­ня са­му Гос­подь при­вел ис­пы­тать на се­бе си­лу мо­литв Стар­ца Бо­жия и убе­дить­ся, что Он и за гро­бом пред­ста­тель­ству­ет за прис­ных сво­их. Гла­за у ме­ня от силь­ной го­лов­ной бо­ли со­всем за­кры­лись, и я пол­го­да по­чти ни­че­го не ви­да­ла, а к док­то­рам бо­я­лась об­ра­щать­ся. По­еха­ла я в Оп­ти­ну пу­стынь к Ба­тюш­ке о. Ам­вро­сию. Го­во­рю ему: «Ба­тюш­ка, как мне быть? Я ни­че­го не ви­жу, а к док­то­ру бо­юсь об­ра­щать­ся». Он го­во­рит: «К док­то­ру на­до к хо­ро­ше­му об­ра­щать­ся с гла­за­ми». - «Го­во­рят, ба­тюш­ка, в Во­ро­не­же хо­ро­шие док­то­ра?» - «За­чем в Во­ро­неж?» - «Что же, Ба­тюш­ка, раз­ве в Моск­ву, мо­жет, там луч­ше?» - спра­ши­ваю я. Он по­ду­мал и ска­зал: «Нет, вот что: хо­ди ты к Ба­тюш­ке от­цу Ила­ри­о­ну. Вся­кий день хо­ди. И возь­ми вот так по­три ру­кой об Ба­тюш­ку, а по­том этой ру­кой гла­за се­бе по­три». Я спро­си­ла: «Что же, Ба­тюш­ка, мас­лом?» - «Нет, за­чем мас­лом? Ты об Ба­тюш­ку по­три вот так, - и по­ка­зал ру­кой, - да гла­за по­том». Я так и де­ла­ла, и ско­ро мои гла­за со­всем про­шли. И сколь­ко лет я жи­ву, все­гда при­бе­гаю к Ба­тюш­ке в слу­чае бо­лез­ни, и ни­ко­гда не оста­ва­лась мо­лит­ва неуслы­шан­ной».

По­слуш­ни­ца Ксе­ния Брык­си­на дол­гое вре­мя стра­да­ла от острой бо­ли в ру­ках. Боль все уве­ли­чи­ва­лась и до­шла до то­го, что од­на­жды, при­дя с по­слу­ша­ния из кух­ни, она по­ду­мы­ва­ла, что не в си­лах бу­дет зав­тра ид­ти к сво­е­му ду­хов­ни­ку. Скор­бя об этом и от силь­ной стрель­бы и ло­мо­ты в ру­ке, она горь­ко пла­ка­ла и в сле­зах за­сну­ла. Во сне по­до­шел к ней ста­рец Ила­ри­он, ка­ким изо­бра­жен на сво­ем ико­но­пис­ном порт­ре­те, и, ска­зав: «Не плачь, - дай по­ма­жу свя­тым мас­ли­цем», - по­ма­зал, и боль утих­ла. Ксе­ния ста­ла со­вер­шен­но здо­ро­вая и с тех пор ни­ко­гда не чув­ство­ва­ла боль в ру­ках.

Елец­кая по­ме­щи­ца Ев­до­кия Мак­си­мов­на По­лу­хи­на стра­да­ла бо­лез­нью пе­че­ни. На­зна­чен был кон­си­ли­ум. К боль­ной при­ез­жа­ет те­туш­ка Прас­ко­вья Пет­ров­на и рас­ска­зы­ва­ет ви­ден­ный ее сы­ном сон: «При­хо­дит ста­ри­чок и го­во­рит: «Что же вы не от­не­се­те боль­ной ще­поч­ку, ко­то­рую мать твоя, быв­ши в Тро­е­ку­ров­ском мо­на­сты­ре, взя­ла из ке­льи о. Ила­ри­о­на?» Те­туш­ка моя при­нес­ла ще­поч­ку ко мне. Я по­про­си­ла ста­кан во­ды, опу­сти­ла ту­да ще­поч­ку, вы­пи­ла во­ду, а ще­поч­ку при­ло­жи­ла к боль­но­му ме­сту, по­том са­ма пе­ре­вер­ну­лась на дру­гой бок, че­го рань­ше без по­мо­щи дру­гих не мог­ла сде­лать, и креп­ко за­сну­ла. Сон про­дол­жал­ся дол­го. Проснув­шись, я не чув­ство­ва­ла ни­ка­кой бо­ли. В этот день на­зна­чен был кон­си­ли­ум. Ко­гда при­е­ха­ли док­то­ра, то на­шли ме­ня здо­ро­вой, но я им ни­че­го не ска­за­ла о сво­ем ис­це­ле­нии. Сви­де­тель­ни­ца­ми се­го ис­це­ле­ния бы­ли елец­кая ме­щан­ка Проско­вья Пет­ров­на Бы­ко­ва и го­судар­ствен­ная кре­стьян­ка Агрип­пи­на Ива­нов­на Ми­хай­ло­ва». В 1904 г. ис­це­лен­ная при­ез­жа­ла в Тро­е­ку­ров­ский мо­на­стырь бла­го­да­рить стар­ца Бо­жия, а к Па­схе 1905 г. в знак бла­го­дар­но­сти при­сла­ла по­кров на гроб­ни­цу стар­ца Ила­ри­о­на. Ще­поч­ка же бы­ла от по­лен­ца то­го, ко­то­рое за­твор­ник клал под го­ло­ву се­бе вме­сто по­душ­ки.

Кре­стья­нин Ор­лов­ской гу­бер­нии Елец­ко­го уез­да Дам­ской во­ло­сти Алек­сан­дров­ской сло­бо­ды Ни­ко­лай Ва­си­льев Сту­ко­лов 5 июля 1907 го­да при­слал в Тро­е­ку­ров­скую оби­тель сле­ду­ю­щее пись­мо: «Слу­жа на Ку­ра­пов­ской мель­ни­це (две вер­сты от Тро­е­ку­ро­ва) у г. Неча­е­ва, я бы­вал в мо­на­сты­ре, ви­дел от­ца Ила­ри­о­на и в ке­лий его, и слы­шал о чу­дес­ных ис­це­ле­ни­ях, бы­ва­ю­щих по его свя­тым мо­лит­вам. На мель­ни­це по­стиг­ла ме­ня бо­лезнь жи­во­та, так, что я ед­ва мог пе­ре­дви­гать­ся. Вспом­нил я про о. Ила­ри­о­на и, при­ка­зав при­не­сти огу­реч­но­го рас­со­лу, на­лил ста­кан и, ска­зав: по мо­лит­ве о. Ила­ри­о­на, вы­пил. И вер­но, вы­пил я пря­мо и уснул, проснул­ся, не по­чув­ство­вал бо­ли, а толь­ко немно­го. С тех пор и до­се­ле ино­гда начнет немно­го бо­леть, но по мо­лит­вам о. Ила­ри­о­на боль про­хо­дит. Все это до сих пор скры­вал, но по­сле ви­ден­но­го мною сна бо­лее не мо­гу скры­вать и спе­шу за­сви­де­тель­ство­вать свое ис­це­ле­ние по мо­лит­вам о. Ила­ри­о­на».

Трех­лет­няя де­воч­ка, Ма­рия, дочь ле­бе­дян­ских под­го­род­ных кре­стьян, дол­го бо­ле­ла гла­за­ми и под ко­нец со­вер­шен­но ослеп­ла. И вот в 1897 го­ду род­ные при­нес­ли её к Ба­тюш­ке в пе­ще­ру, да­ли при­ло­жить­ся к гроб­ни­це его и по­ма­за­ли гла­за мас­лом из лам­па­ды пе­ред Вла­ди­мир­ской ико­ною Бо­жи­ей Ма­те­ри. По­том по­шли к обедне. Во вре­мя Хе­ру­вим­ской де­воч­ка вос­клик­ну­ла: «Де­душ­ка, я те­бя ви­жу!»

Мо­ло­дая жен­щи­на, кре­стьян­ка се­ла Ка­за­ки Елец­ко­го уез­да - Ага­фия Ряб­це­ва, со дня свадь­бы сво­ей шесть лет бы­ла одер­жи­ма бе­сом. При этом она чув­ство­ва­ла по­сто­ян­ную силь­ную боль в жи­во­те, и во вре­мя при­пад­ков все те­ло у нее необык­но­вен­но рас­пу­ха­ло. И вот в 1900 г. мать по­вез­ла её к о. Ила­ри­о­ну. За 12 верст от Тро­е­ку­ро­ва, в се­ле Епан­чине, она так на­ча­ла страш­но бить­ся, что при­шлось да­же при­вя­зать её к те­ле­ге. И так всю до­ро­гу она му­чи­лась, кри­ча­ла и по­но­си­ла стар­ца Бо­жия. На­ко­нец, с боль­шим тру­дом вве­ли её в пе­ще­ру и по­ло­жи­ли на гроб­ни­цу о. Ила­ри­о­на. Дол­го ле­жа­ла она, тяж­ко ды­ша, и, при­дя в се­бя, пе­ре­кре­сти­лась: «Ца­ри­ца Небес­ная, я те­бя ви­жу, - ти­хо про­из­но­си­ла она. - Ба­тюш­ка о. Ила­ри­он!.. я вы­здо­ро­ве­ла - по­мо­ги­те мне». Об этом ис­це­ле­нии сво­ем она за­яви­ла свя­щен­ни­ку. Сви­де­те­ля­ми это­го ис­це­ле­ния бы­ли мо­на­хи­ня До­си­фея, по­слуш­ни­ца Мо­на­ен­ко­ва и кре­стьян­ка Юда­е­ва.

Же­на бу­лоч­ни­ка елец­ко­го ме­ща­ни­на Ма­рия Ни­ко­ла­ев­на Ягу­но­ва с пер­вых дней вступ­ле­ния в за­му­же­ство стра­да­ла при­пад­ка­ми. Пол­то­ра го­да про­дол­жа­лась ее бо­лезнь. Муж и мать несчаст­ной упо­треб­ля­ли раз­ные сред­ства к из­ле­че­нию неду­га, но ни­что не по­мо­га­ло. В 1865 г., в июле ме­ся­це, по­шли они все трое пеш­ком по усер­дию к Стар­цу Бо­жию о. Ила­ри­о­ну. Лишь толь­ко боль­ная за­ви­де­ла из­да­ли мо­на­стыр­ские зда­ния, так на­ча­ла кри­чать и рвать­ся, что мно­го­го тру­да, и то по­мо­щи по­сто­рон­них лю­дей, сто­и­ло до­та­щить ее до гроб­ни­цы Ба­тюш­ки, при ви­де ко­то­рой ее стра­да­ния бы­ли ужас­ны. Но ко­гда на­де­ли на го­ло­ву ша­поч­ку о. Ила­ри­о­на, она ста­ла по­не­мно­гу успо­ка­и­вать­ся, на­ко­нец, со­всем утих­ла. Несколь­ко дней по­сле то­го она про­жи­ла мо­на­стыр­ской го­сти­ни­це в пол­ном со­зна­нии, с ве­рою и усер­ди­ем при­об­щи­лась Св. Хри­сто­вых Тайн и ушла здо­ро­вою. Го­да через два он опять при­хо­ди­ла в мо­на­стырь воз­дать стар­цу о. Ила­ри­о­ну бла­го­да­ре­ние за ис­це­ле­ние свое от му­чи­тель­но­го неду­га.

Ле­бе­дян­ская ме­щан­ка Ана­ста­сия Та­ба­ко­ва, с ма­ло­лет­ства стра­дая зо­ло­ту­хой, впо­след­ствии за­сту­ди­ла ее, от­че­го об­ра­зо­ва­лись у не на го­ло­ве и на шее шиш­ки и све­ло ру­ки и но­ги. Во­семь лет она та стра­да­ла. В 1872 г. ро­ди­те­ли при­вез­ли ее в мо­на­стырь. Со слез уми­ле­ния слу­ша­ла боль­ная мо­ле­бен Ца­ри­це Небес­ной и Угод­ник Бо­жию Це­ли­те­лю Пан­те­лей­мо­ну, а за­тем и па­ни­хи­ду по о. Ила­ри­о­ну. От­прав­ля­ясь же до­мой, она взя­ла с со­бою св. во­ды и мас­ла из лам­па­ды, от ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри; во­ду на­ча­ла пить, а мас­лом ма­зать боль­ные чле­ны. Через год при­ез­жал ее отец и со сле­за­ми ра­до­сти рас­ска­зы­вал, что дочь его со­вер­шен­но вы­здо­ро­ве­ла и те­перь сво­бод­но дей­ству­ет ру­ка­ми и но­га­ми.

Бла­го­чин­ная на­ше­го мо­на­сты­ря мо­на­хи­ня Ели­ко­ни­да пе­ре­да­ет сле­ду­ю­щее. Род­ствен­ник ее из Туль­ской гу­бер­нии, Бо­го­ро­диц­ко­го уез­да, се­ла Ни­кит­ско­го ку­пец Егор Улья­но­вич Ван­ни­ков, трид­ца­ти лет от ро­ду, силь­но пил. Пил до то­го, что с ним сде­ла­лась от ви­на го­ряч­ка, и док­тор со­ве­то­вал да­же от­дать его в дом ума­ли­шен­ных. Но род­ные пред­по­чли об­ра­тить­ся к Гос­по­ду и про­сить мо­литв о. Ила­ри­о­на. При­вез­ли его к нам. Все в го­сти­ни­це бы­ли сви­де­те­ля­ми при­пад­ков одер­жав­шей его го­ряч­ки. При­ве­ли его в пе­ще­ру, от­слу­жи­ли по Ба­тюш­ке па­ни­хи­ду, а он при­ло­жил­ся к Ба­тюш­ке. По­том по­ве­ли его в ке­лей­ку и за­ста­ви­ли при­ло­жить­ся к ба­тюш­ки­ным ха­ла­ти­кам. От­ту­да по­еха­ли к ко­лод­цу, на ко­то­ром яви­лась ико­на Вла­ди­мир­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри. Там об­ли­ли его во­дою. Он силь­но вздрог­нул и сра­зу по­чув­ство­вал се­бя хо­ро­шо. С тех пор он кап­ли ви­на не пил ни­ка­ко­го.

В том же се­мей­стве маль­чик три го­да не хо­дил, да­же не вста­вал на нож­ки. При­вез­ли его к нам в Тро­е­ку­ров­ский мо­на­стырь, от­слу­жи­ли па­ни­хи­ду, при­ло­жи­ли к Ба­тюш­ке, и он стал хо­дить. Дво­ю­род­ная сест­ра это­го маль­чи­ка, де­воч­ка од­но­го го­ду от ро­да, бы­ла со­всем рас­слаб­ле­на: не вла­де­ла ни ру­ка­ми, ни но­га­ми и по­чти со­всем не ела. Как ее при­ло­жи­ли к Ба­тюш­ке, она тут же за­сну­ла и к ве­че­ру просну­лась со­вер­шен­но здо­ро­вая.

Еще ко­гда ма­туш­ка Ели­ко­ни­да ез­ди­ла с кни­гой по сбо­ру, в го­ро­де Кур­ске бы­ла она у од­ной жен­щи­ны в до­ме. Жен­щи­на эта ед­ва хо­ди­ла от силь­ной бо­ли. У нее бо­ле­ли бок и грудь. Мать Ели­ко­ни­да по­со­ве­то­ва­ла ей за­пи­сать се­бя для по­ми­но­ве­ния о здра­вии, по­жерт­во­вать что-ни­будь на цер­ковь и от­слу­жить па­ни­хи­ду по о. Ила­ри­оне. Она да­ла рубль и за­пи­са­ла свое имя. Дня через три встре­ти­ла она мать Ели­ко­ни­ду на ули­це и бла­го­да­ри­ла за со­вет, го­во­ря, что, как от­слу­жи­ла па­ни­хи­ду, в тот же день по­чув­ство­ва­ла се­бя здо­ро­вой.

В се­ле Мед­вед­ках Туль­ской гу­бер­нии вы­хо­дит жен­щи­на к ма­те­ри Ели­ко­ни­де с маль­чи­ком со­вер­шен­но сле­пым; гла­за боль­ные, все отон­ком за­тя­ну­ты. Жен­щи­на спра­ши­ва­ет: «Нет ли, ма­туш­ка, у вас ка­ко­го ле­кар­ства? Маль­чик наш уже год бо­ле­ет гла­за­ми, и док­то­ра не по­мо­га­ют». Мать Ели­ко­ни­да да­ла ей мас­ли­ца из лам­па­ды от ба­тюш­ки­ной ико­ны Вла­ди­мир­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри и ска­за­ла: «Про­си мо­литв Ба­тюш­ки о. Ила­ри­о­на и по­мажь маль­чи­ку гла­за этим мас­лом». Жен­щи­на по­слу­ша­лась. По­мо­ли­лась Ца­ри­це Небес­ной и мыс­лен­но по­про­си­ла у о. Ила­ри­о­на мо­лит­вен­но­го за­ступ­ни­че­ства, по­ма­за­ла сы­ну - гла­за. Маль­чик за­снул и спал це­лый день и всю ночь. Проснул­ся и го­во­рит ма­те­ри: «Дай мне ра­бо­ту» (он за­ни­мал­ся вя­за­ньем чу­лок). Мать спро­си­ла: «Ка­кую те­бе ра­бо­ту? У те­бя гла­за бо­лят». - «Ко­гда же они бо­ле­ли? У ме­ня гла­за не бо­лят, они у ме­ня здо­ро­вые», - от­ве­чал маль­чик. Мать взгля­ну­ла на него и уди­ви­лась: гла­за ста­ли со­вер­шен­но чи­стые, и сле­да нет бо­лез­ни; через год мать Ели­ко­ни­да снов про­ез­жа­ла этим се­лом, и жен­щи­на эта по­до­шла к ней и рас­ска­за­ла об ис­це­ле­нии ее сы­на.

В го­ро­де Тве­ри за­шла мать Ели­ко­ни­да к од­ной куп­чи­хе. У нее боль­шое го­ре: муж умер, и де­воч­ка ослеп­ла уже пол­то­ра ме­ся­ца. На по­хо­ро­нах от­ца она силь­но пла­ка­ла, а ве­тер был на­встре­чу. У нее гла­за за­кры­лись, и нель­зя бы­ло под­нять век. Док­то­ра не мог­ли по­мочь. По со­ве­ту этой мо­на­хи­ни куп­чи­ха от­слу­жи­ла мо­ле­бен Вла­ди­мир­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри и па­ни­хи­ду по Ба­тюш­ке и по­ма­за­ла гла­за до­че­ри св. мас­ли­цем. Это бы­ло в чи­стый чет­верг, а в по­не­дель­ник на Пас­ху мать Ели­ко­ни­да, при­дя к ним, на­шла де­воч­ку со­вер­шен­но здо­ро­вой.

«Бы­ла я еще, - рас­ска­зы­ва­ет мать Ели­ко­ни­да, - в Ту­ле, в де­ви­чьем мо­на­сты­ре, у хо­ро­шей сво­ей зна­ко­мой м. Алек­сан­дры. У нее го­сти­ла од­на род­ствен­ни­ца из Пе­тер­бур­га - боль­ная. Они да­же не по­до­зре­ва­ли, чем она боль­на. Зна­ли толь­ко, что на нее ча­сто на­па­да­ет уны­ние. А я все­гда но­си­ла при се­бе ба­тюш­кин порт­ре­тик и свя­тое мас­ло. Толь­ко при­хо­жу к ним - боль­ная как вско­чит, бро­си­лась ко мне: «Вон! Вон! За­чем при­шла? Го­ни­те ее вон! Са­ма тас­ка­ет­ся, да еще ка­ко­го-то Ла­ри­о­на с со­бою при­нес­ла!» Од­ним сло­вом, та­кой под­ня­ла шум, что м. Алек­сандра про­си­ла ме­ня уда­лить­ся для ее спо­кой­ствия. Но игу­ме­нья то­го мо­на­сты­ря, узнав­ши об этом, на­сто­я­ла, чтобы боль­ной да­ли вы­пить св. мас­ли­ца, по­ма­за­ли ее им и на­силь­но при­ло­жи­ли к ба­тюш­ки­ну порт­ре­ти­ку. А на­ут­ро, ко­гда боль­ная по мо­е­му со­ве­ту от­слу­жи­ла мо­ле­бен Вла­ди­мир­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри и па­ни­хи­ду по Ба­тюш­ке о. Ила­ри­о­ну, свя­щен­ник и мо­на­хи­ни бы­ли сви­де­те­ля­ми ее при­пад­ков и ис­це­ле­ния. По­том она при мне, кре­стясь, с лю­бо­вью ло­бы­за­ла порт­рет стар­ца Бо­жия и бла­го­да­ри­ла Гос­по­да за бла­го­дат­ное да­ро­ва­ние ей ис­це­ле­ния.

При­шлось и мне са­мой быть сви­де­тель­ни­цей бла­го­дат­но­го ис­це­ле­ния по мо­лит­вам о. Ила­ри­о­на в се­мей­стве бо­го­лю­би­во­го и бла­го­че­сти­во­го кня­зя Ло­ба­но­ва-Ро­стов­ско­го в Еф­ре­мов­ском уез­де. В од­но вре­мя при­ез­жа­ем мы к ним с ма­туш­кой П. А. Ува­ро­вой. Де­ло бы­ло филип­пов­ка­ми. У кня­ги­ни был бо­лен пер­вый мла­де­нец. Трех ме­ся­цев еще ему не бы­ло. Си­дим мы ве­че­ром. Она в ужас­ной скор­би. Вхо­дит кор­ми­ли­ца и до­кла­ды­ва­ет: «Ва­ше си­я­тель­ство, ди­тя очень уж труд­но. Уми­ра­ет во­все». А он уже несколь­ко дней не ку­шал. Кня­ги­ня по­шла в дет­скую. При­хо­дит от­ту­да вся в сле­зах. Ма­туш­ка ей го­во­рит: «Не скор­би­те, кня­ги­ня. Сле­за­ми не по­мо­же­те. А вы по­мо­ли­тесь луч­ше се­го­дня но­чью стар­цу Бо­жию о. Ила­ри­о­ну. Усерд­нее по­мо­ли­тесь, и Гос­подь ис­це­лит ва­ше ди­тя. И я бу­ду мо­лить­ся». Кня­ги­ня по­шла, за­тво­ри­лась в сво­ей ком­на­те и го­ря­чо мо­ли­лась ча­са два. По­том по­шла но­чью по­смот­реть сы­на, в дет­скую. Кор­ми­ли­ца го­во­рит ей: «Не тро­гай­те его, Ва­ше си­я­тель­ство, он уснул». - «Как уснул? Не умер ли он?» - вос­клик­ну­ла она в ис­пу­ге. «Нет, он очень по­кой­но спит». Она вер­ну­лась к се­бе. В шесть ча­сов утра при­хо­дит сно­ва кор­ми­ли­ца: «Ва­ше си­я­тель­ство, по­жа­луй­те в дет­скую». Кня­ги­ня по­шла и ви­дит, что сын ле­жит жи­вой, ве­се­лень­кий и тре­бу­ет ку­шать. Кня­ги­ня в ра­до­сти да­ла обе­ща­ние съез­дить с ним к Ба­тюш­ке, по­бла­го­да­рить стар­ца Ила­ри­о­на. С тех пор они возы­ме­ли еще боль­шую лю­бовь и ве­ру к Ба­тюш­ке о. Ила­ри­о­ну и об­ра­ща­лись к нему с мо­лит­вой во всех сво­их скор­бях. Через несколь­ко лет по­сле это­го ис­це­ле­ния кня­ги­ня бы­ла в тя­го­стях и так бы­ла сла­ба, что док­тор ска­зал кня­зю, что она мо­жет да­же уме­реть. Они жи­ли то­гда в Москве. Бо­ясь за ее жизнь, князь на­пи­сал мо­ей ма­туш­ке, про­ся вы­слать ба­тюш­ки­ну со­роч­ку. Ма­туш­ка тот­час же по по­чте вы­сла­ла ее. Ко­гда кня­ги­ня по­чув­ство­ва­ла боль и стра­да­ние, то тут же при­ка­за­ла по­дать ей ба­тюш­ки­ну со­роч­ку. Ей по­да­ли, и она вдруг при­шла в за­бве­ние и раз­ре­ши­лась, не чув­ствуя ни­ка­кой бо­лез­ни. Са­ма кня­ги­ня Ан­на Ива­нов­на Ло­ба­но­ва-Ро­стов­ская рас­ска­зы­ва­ла мне об этом.

При­ве­ду еще несколь­ко рас­ска­зов, сви­де­тель­ству­ю­щих о том, что Ба­тюш­ка о. Ила­ри­он и по смер­ти сво­ей по­мо­га­ет об­ра­ща­ю­щим­ся к нему.По­слуш­ни­ца Фео­к­ти­ста Под­ко­па­е­ва по­сте­пен­но на­ча­ла глох­нуть. Она ле­чи­лась, но глу­хо­та все уве­ли­чи­ва­лась и до­шла до то­го, что она со­всем по­те­ря­ла слух и толь­ко по гу­бам мог­ла по­нять, что ей го­во­рят. В та­ком по­ло­же­нии она про­бы­ла три дня, и все вре­мя пла­ка­ла и про­си­ла стар­ца Бо­жия ис­це­лить ее. На тре­тью ночь ви­дит она во сне: по­до­шел к ней Ба­тюш­ка, ка­ким он изо­бра­жен на порт­ре­те, и шеп­чет ей на ухо: «А ты го­ло­ву мас­лом по­мажь да все­гда го­во­ри: «Гос­по­ди Иису­се Хри­сте Сыне Бо­жий, по­ми­луй мя». Проснув­шись, она ис­пол­ни­ла это при­ка­за­ние, по­ма­за­ла го­ло­ву мас­лом из лам­па­ды от ба­тюш­ки­ной ико­ны, и глу­хо­та ее про­шла.

Дру­гая по­слуш­ни­ца Ев­фи­мия Шу­шу­но­ва ле­том 1907 го­да силь­но за­бо­ле­ла и про­ле­жа­ла це­лый ме­сяц в по­сте­ли. Ле­чи­лась, но ле­кар­ства ма­ло по­мо­га­ли. То­гда она с по­мо­щью пал­ки по­шла в ба­тюш­ки­ну ке­лью, при­ло­жи­лась к чу­гун­но­му кре­сту, по­ле­жа­ла на ба­тюш­ки­ном ди­ван­чи­ке и рас­тер­ла боль­ные чле­ны мас­лом из лам­па­ды пе­ред ико­ной Вла­ди­мир­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри, и на дру­гой же день вста­ла здо­ро­вая.

Вось­ми­лет­ний маль­чик Иван Си­до­ров из го­ро­да Ли­пец­ка ре­зал с от­цом тра­ву ло­ша­дям. Отец на него за что-то вдруг при­крик­нул, ним от неожи­дан­но­сти и от ис­пу­га сде­лал­ся при­па­док, ко­то­рый с тех пор ча­сто по­вто­рял­ся. Род­ные ки­ну­лись по баб­кам, но маль­чи­ку не лег­ча­ло. Го­стив­шая у них род­ствен­ни­ца, по­слуш­ни­ца Ан­на Его­ров­на Си­до­ро­ва, по­со­ве­то­ва­ла им по­ить боль­но­го во­дой, спу­щен­ной ба­тюш­ки­на порт­ре­ти­ка. Они так и сде­ла­ли, по­мо­ли­лись усерд­но, спу­сти­ли с порт­ре­ти­ка во­ду и ста­ли да­вать ее маль­чи­ку. При­пад­ки в ско­ром вре­ме­ни со­всем пре­кра­ти­лись. Это бы­ло в 1906 го­ду. Ис­це­лен­ный при­ез­жал с от­цом слу­жить па­ни­хи­ду по Ба­тюш­ке.

На ро­дине о. Ила­ри­о­на в се­ле Зен­ки­но, где так еще све­жа па­мять о нем, жи­вут неко­то­рые чер­нич­ки, по­стро­ив­шие се­бе ке­льи под так на­зы­ва­е­мой На­ум­ки­ной го­рой у ба­тюш­ки­на ко­лод­ца. Осе­нью 1906 г. в од­ной из этих ке­лий го­сти­ла род­ствен­ни­ца хо­зя­ек, мо­ло­дая де­вуш­ка; чер­нич­ки уго­ва­ри­ва­ли ее остать­ся с ни­ми или по­сту­пить в ка­кой-ли­бо мо­на­стырь, а за­муж не хо­дить. А к ней сва­тал­ся же­них. Де­вуш­ка бы­ла в нере­ши­тель­но­сти: ей и мо­на­стырь нра­вил­ся, и от ми­ра его уте­ха­ми от­ка­зать­ся жал­ко. Пе­ре­но­че­вав­ши, они утром вста­ла очень ра­но и при­ня­лись за до­маш­ние хло­по­ты: кто на­чал печ­ку то­пить, кто по­шел по­до­ить ко­ро­ву, а го­стья взя­ла вед­ра и по­шла за во­дой к ко­лод­цу. Бы­ло еще тем­но, и ту­ман скры­вал даль­ние пред­ме­ты. По­дой­дя к ко­лод­цу, ви­дит она - сто­ит у ча­сов­ни ста­ри­чок в ха­ла­ти­ке, со­всем та­кой, как Ба­тюш­ка на порт­ре­ти­ке. По­до­шел к ней и ска­зал: «Ты по двум до­ро­гам не хо­ди - вы­би­рай од­ну». И еще го­во­рил ей нечто о ее жиз­ни, о чем она умал­чи­ва­ет. Во вре­мя это­го раз­го­во­ра де­ви­ца не чув­ство­ва­ла ни­ка­ко­го стра­ха, и толь­ко ко­гда ста­ри­чок стал от нее уда­лять­ся, она опом­ни­лась, бро­си­лась опро­ме­тью на­зад в ке­лью и за­кри­ча­ла: «Иди­те, иди­те! Смот­ри­те: со мной Ба­тюш­ка сей­час го­во­рил. Вон он по­шел на На­ум­ки­ну го­ру». Те по­шли по­смот­реть, но ни­ко­го уже не бы­ло.

Дру­гим сви­де­тель­ством це­ли­тель­ных да­ро­ва­ний Угод­ни­ка Бо­жия стар­ца Ила­ри­о­на слу­жил мно­го­вод­ный ис­точ­ник близ се­ла Зен­ки­но, вы­ры­тый им са­мим. Во­да это­го ис­точ­ни­ка счи­та­лась в окрест­но­сти це­леб­ной. Сю­да ма­те­ри при­но­си­ли ку­пать боль­ных де­тей и за­ме­ча­ли: ко­му ис­це­леть - сра­зу по­здо­ро­ве­ет, а ко­му по­ме­реть - вдруг силь­нее за­хво­ра­ет. Над ис­точ­ни­ком бы­ла устро­е­на ма­лень­кая ча­со­вен­ка. В ней пе­ред об­ра­за­ми го­ре­ла неуга­са­е­мая лам­па­да и по­ме­щал­ся неболь­шой порт­рет стар­ца Ила­ри­о­на. Сю­да со­вер­ша­лись все крест­ные хо­ды на во­ду. В мест­ной церк­ви по же­ла­нию жи­те­лей с. Зен­ки­но пе­ред каж­дой Ли­тур­ги­ей со­вер­ша­лась ве­ли­кая па­ни­хи­да по стар­цу Ила­ри­о­ну и ро­ди­те­лям его.

Тру­ды Ила­ри­о­на и его по­мощ­ниц по устро­е­нию об­щи­ны

Уве­ли­чив­ше­е­ся со вре­ме­нем чис­ло по­слуш­ниц, се­лив­ших­ся в Тро­е­ку­ро­во воз­ле ке­льи за­твор­ни­ка Ила­ри­о­на, их стро­гая по­движ­ни­че­ская жизнь под ду­хов­ным ру­ко­вод­ством стар­ца, по­да­ли Прео­свя­щен­но­му Ар­се­нию, епи­ско­пу Там­бов­ско­му мысль устро­ить при Ди­мит­ри­ев­ской церк­ви жен­скую об­щи­ну. Обо­зре­вая од­на­жды пре­де­лы сво­ей епар­хии, Вла­ды­ка по­се­тил Тро­е­ку­ро­во и дол­гое вре­мя бе­се­до­вал со стар­цем Ила­ри­о­ном, от­крыв ему свою мысль об устрой­стве об­щи­ны. При этом Прео­свя­щен­ный Ар­се­ний про­сил Ива­на Ива­но­ви­ча Ра­ев­ско­го по­мочь се­му свя­то­му и бо­го­угод­но­му де­лу, обе­щав со сво­ей сто­ро­ны вся­че­ское ар­хи­пас­тыр­ское со­дей­ствие. Впро­чем, мысль об от­кры­тии в Тро­е­ку­ро­ве жен­ской об­щи­ны не ста­ла для про­зор­ли­во­го стар­ца но­во­стью. Сам он по­чти с са­мо­го сво­е­го при­бы­тия в Тро­е­ку­ро­во ча­сто и уве­рен­но пред­ска­зы­вал устро­е­ние здесь ино­че­ской оби­те­ли. И та же мысль, вы­ска­зан­ная ему Ар­хи­ере­ем Бо­жи­им, мог­ла рас­це­ни­вать­ся стар­цем как ви­ди­мое ука­за­ние во­ли Гос­по­да на угод­ность Ему се­го де­ла. Ибо ис­тин­ной це­лью устро­е­ния об­щи­ны бы­ло же­ла­ние стар­ца Ила­ри­о­на обез­опа­сить со всех сто­рон и обес­пе­чить со­би­рав­ших­ся в Тро­е­ку­ро­ве бо­го­лю­би­вых се­стер удоб­ством в сле­до­ва­нии пу­тем спа­се­ния.

Од­на­ко, кро­ме устро­е­ния ино­че­ской жиз­ни на ос­но­ва­нии стро­го-нрав­ствен­но­го по­ряд­ка, из­ло­жен­но­го в мо­на­стыр­ском уста­ве, для жиз­ни лю­бой оби­те­ли по­треб­ны нема­лые ма­те­ри­аль­ные сред­ства. По­то­му для сла­бо­го те­лом стар­ца, не имев­ше­го у се­бя ни­ка­ких средств и жив­ше­го в пол­ном смыс­ле ми­ло­сты­нею хри­сто­лю­би­вых бла­го­тво­ри­те­лей, устро­ить ино­че­скую оби­тель ка­за­лось со сто­ро­ны де­лом немыс­ли­мым. По­то­му мно­гие так до кон­ца и не ве­ри­ли в про­ро­че­ские сло­ва Ила­ри­о­на, ко­то­рый, на­про­тив, имел твер­дую ве­ру во все­силь­ную по­мощь Бо­жию. Он знал, что ес­ли Гос­подь от­крыл ему свою во­лю об устрой­стве в Тро­е­ку­ро­ве об­щи­ны, то в его вла­сти по­слать Ила­ри­о­ну и лю­дей, спо­соб­ных по­мочь в этом бо­го­угод­ном де­ле - хо­да­та­ев, ис­пол­ни­те­лей, рас­по­ря­ди­те­лей, стро­и­те­лей и бла­го­тво­ри­те­лей.

И по ве­ре и мо­лит­вам угод­ни­ка Бо­жия Гос­подь со вре­ме­нем ука­зал Ила­ри­о­ну лю­дей для во­пло­ще­ния в жизнь его за­мыс­ла. В чис­ле са­мых близ­ких к нему бы­ла се­мья Гол­до­би­ных, ко­то­рых за­твор­ник очень лю­бил за бла­го­че­сти­вую жизнь, а те, в свою оче­редь, лю­би­ли и ува­жа­ли стар­ца как сво­е­го ду­хов­но­го на­став­ни­ка и свя­то ве­ро­ва­ли в его оте­че­ское ру­ко­вод­ство. Из все­го бла­го­че­сти­во­го се­мей­ства осо­бен­но две сест­ры - Алек­сандра и Ан­на Ни­ко­ла­ев­ны бы­ли осо­бен­но близ­ки серд­цу пре­по­доб­но­го Ила­ри­о­на. И обе они по за­ве­ту его ста­ли под­лин­ны­ми стро­и­тель­ни­ца­ми Тро­е­ку­ров­ской оби­те­ли. Эти до­стой­ные уче­ни­цы стар­ца Ила­ри­о­на юность свою про­ве­ли в Пе­тер­бур­ге, где отец их слу­жил. Мать их бы­ла урож­ден­ная княж­на Ени­ке­е­ва. Все бла­го­че­сти­вое се­мей­ство Гол­до­би­ных поль­зо­ва­лось все­гдаш­ней лю­бо­вью и по­пе­чи­тель­но­стью стар­ца за их дет­скую ве­ру и при­вя­зан­ность к нему. А ко­гда умер отец их, то за­твор­ник стал для них вто­рым от­цом - ду­хов­ным. Все они, мать и три до­че­ри: Алек­сандра, Ели­за­ве­та и Ан­на каж­дый год при­ез­жа­ли к стар­цу Ила­ри­о­ну и ни­че­го не пред­при­ни­ма­ли без его бла­го­сло­ве­ния. Про­ви­дя в них по­лез­ных се­бе по­мощ­ниц, ко­гда мать умер­ла, Ила­ри­он бла­го­сло­вил их пе­ре­ехать из Пе­тер­бур­га по­бли­же к нему, в За­донск. По­кро­ви­те­ли оси­ро­тев­ших де­виц Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич и На­та­лья Гри­горь­ев­на Му­ра­вье­вы по­со­ве­то­ва­ли им ку­пить име­ние в с. Иво­ве непо­да­ле­ку от их Скор­ня­ко­ва и дом в За­дон­ске. Здесь Гол­до­би­ны ве­ли ду­хов­ную друж­бу с за­твор­ни­ком Ге­ор­ги­ем Алек­се­е­ви­чем Ма­шу­ри­ным, Ев­фи­ми­ей Гри­горь­ев­ной По­по­вой и с о. Зо­си­мой (впо­след­ствии на­мест­ни­ком мо­на­сты­ря). Ле­то они про­во­ди­ли в име­нии, а зи­му в го­ро­де. Сред­няя сест­ра Ели­за­ве­та скон­ча­лась в Иво­ве и бы­ла по­гре­бе­на близ де­ре­вян­ной церк­ви. Из За­дон­ска Гол­до­би­ны ча­сто ез­ди­ли к стар­цу Ила­ри­о­ну, жи­ли здесь неде­ли по две и бо­лее. Оста­нав­ли­ва­лись они у Прас­ко­вьи Ва­си­льев­ны. С те­че­ни­ем вре­ме­ни они та­кую возы­ме­ли лю­бовь к угод­ни­ку Бо­жию, что по­же­ла­ли пе­ре­се­лить­ся еще бли­же к нему. По­го­во­ри­ли со cво­и­ми по­пе­чи­те­ля­ми Му­ра­вье­вы­ми, и те из ува­же­ния к Ила­ри­о­ну до­ро­ге ку­пи­ли их име­ние, а Гол­до­би­ны при­об­ре­ли име­ние в Ка­мен­ке - за 15 верст от Тро­е­ку­ро­ва. Но и здесь они скор­бе­ли, по­то­му что и к Тро­е­ку­ро­во не так близ­ко, и от бла­го­де­те­лей от­да­ли­лись. Ила­ри­он их уте­шал: «Не скор­би­те, ско­ро по­бли­же бу­де­те». Дей­стви­тель­но, через год близ Тро­е­ку­ро­ва по­сту­пи­ло в про­да­жу неболь­шое име­ние. Ила­ри­он про­сил Ра­ев­ско­го ку­пить у них Ка­мен­ку, чтобы дать воз­мож­ность пе­ре­се­лить­ся по­бли­же к нему. Ра­ев­ский с удо­воль­стви­ем ис­пол­нил его прось­бу.

При­ве­ден­ные ни­же слу­чаи из жиз­ни Ан­ны и Алек­сан­дры Гол­до­би­ных, рас­ска­зан­ные ими са­ми­ми, на­гляд­но по­ка­зы­ва­ют их вза­и­мо­от­но­ше­ния со стар­цем Ила­ри­о­ном. «По смер­ти на­ше­го ро­ди­те­ля, пи­са­ла Ан­на Ни­ко­ла­ев­на, - мы с ма­туш­кой при­бы­ли все к о. Ила­ри­о­ну. По­сле мно­гих ис­тин­но оте­че­ских на­став­ле­ний всех се­стер мо­их он бла­го­сло­вил об­ра­за­ми, а ме­ня по­че­му-то ни­чем не ода­рил. Оскор­бив­шись, я ушла к жив­шей то­гда око­ло него Прас­ко­вье Ва­си­льевне и ду­маю се­бе: «Что бы это зна­чи­ло? Хоть бы кре­стик дал мне Ба­тюш­ка». В эту ми­ну­ту вхо­дит его ке­лей­ный Ни­ки­та и по­да­ет мне обер­ну­тый в бу­ма­гу крест на ор­ден­ской пун­цо­вой ши­ро­кой лен­те, ко­то­рый я блю­ду до­се­ле как неоце­ни­мый знак про­зор­ли­во­сти стар­ца и его бла­го­сло­ве­ния. В дру­гой раз во вре­мя со­бе­се­до­ва­ния Ба­тюш­ки с мо­ей ма­те­рью и сест­ра­ми мне при­шло на мысль узнать от стар­ца, без­вин­но ли за­ни­мать­ся пе­ни­ем и иг­рой на фор­те­пи­а­но, до ко­то­рых я бы­ла боль­шая охот­ни­ца. Толь­ко что об этом по­ду­ма­ла, ста­рец, об­ра­тив­шись ко мне, ска­зал: «А ты, Ан­на, ес­ли бу­дешь иг­рать на фор­те­пи­а­но, то не хо­ди ко мне в ке­лью». Ба­тюш­ка пред­ска­зал так­же и неожи­дан­ный пе­ре­ход наш из Пе­тер­бур­га в За­донск и то, что из всей се­мьи мы толь­ко с сест­рой оста­нем­ся сви­де­те­ля­ми его кон­чи­ны. - «Алек­сандра, - го­во­рил он, - по­ло­жит ме­ня в гроб, а ты по­хо­ро­нишь». Все это сбы­лось в точ­но­сти».

Весь оста­ток дней сво­их про­жи­ли обе сест­ры Гол­до­би­ны близ Тро­е­ку­ро­во, ве­дя са­мую стро­гую жизнь и на­хо­дясь в пол­ном по­слу­ша­нии у стар­ца. Вот что рас­ска­зы­ва­ла впо­след­ствии о сест­рах Гол­до­би­ных игу­ме­нья На­фа­наи­ла: «Без бла­го­сло­ве­ния Ба­тюш­ки они, ка­жет­ся, во­ды не пи­ли. Та­кие бы­ли ра­бы Бо­жии и пост­ни­цы. Ба­тюш­ка за­по­ве­до­вал им пять дней в неде­лю ку­шать, и то по од­но­му ра­зу в день. Из двух се­стер Гол­до­би­ных Ан­на Ни­ко­ла­ев­на бы­ла ти­хая, крот­кая де­вуш­ка. Ба­тюш­ка го­во­рил, что она, как Ма­рия, - бла­гую часть из­бра­ла. Ни­ку­да она не вы­ез­жа­ла, зна­ла толь­ко цер­ковь да из­ред­ка бы­ва­ла в ке­лье Пе­ла­гии Ан­дре­ев­ны Ува­ро­вой. До­ма она ни во что не вхо­ди­ла, за­ни­ма­лась мо­лит­вою, чте­ни­ем и ру­ко­де­ли­ем. Алек­сандра Ни­ко­ла­ев­на, на­про­тив, бы­ла на­сто­я­щей Мар­фой, все хло­по­та­ла по хо­зяй­ству: и по по­ру­че­ни­ям стар­ца, и для бо­га­дель­ни, и для се­стер. Едет, бы­ва­ло, к обедне и весь та­ран­та­сик за­нят кув­шин­чи­ка­ми, ча­шеч­ка­ми, кор­зи­ноч­ка­ми, сверт­ка­ми - ко­му ягод, ко­му мо­ло­ка, ко­му сли­вок к чаю при­ве­зет. Подъ­едет к на­шей ке­лье: «На­та­шень­ка, по­тру­дись, су­да­рик мой, от­не­си это вот то­му, а это то­му». А са­ма пой­дет в цер­ковь и начнет по­кло­ны класть. По­кло­ны кла­ла так на­зы­ва­е­мые дет­ские. Ни од­ной ико­ны не про­пу­стит, все пе­ре­це­лу­ет и пе­ред каж­дой по несколь­ко по­кло­нов по­ло­жит. Это ка­за­лось кое-ко­му стран­ным, но она о люд­ском мне­нии небрег­ла».

Имен­но Алек­сандра и Ан­на Ни­ко­ла­ев­ны Гол­до­би­ны ста­ли с ми близ­ки­ми и де­я­тель­ны­ми по­мощ­ни­ка­ми стар­ца Ила­ри­о­на в де­ле устро­е­ния им жен­ской об­щи­ны в Тро­е­ку­ро­ве. Осо­бен­но это от­но­си­лось к стар­шей сест­ре - Алек­сан­дре, ко­то­рой пре­иму­ще­ствен­но вы­пал жре­бий хло­по­тать по это­му де­лу. Са­ма же она ча­сто пе­ре­да­ва­ла сло­ва стар­ца Ила­ри­о­на: «Алек­сандра, те­бя я по­ру­чаю Ца­ри­це Небес­ной, а мо­их вру­чаю те­бе. Лю­би, помни, уте­шай их. Те­бя за них Гос­подь не оста­вит». На­чи­ная хло­по­ты об учре­жде­нии об­щи­ны, ста­рец Ила­ри­он в кон­це 1840-х гг. на­пра­вил Алек­сан­дру Ни­ко­ла­ев­ну Гол­до­би­ну в Ле­бе­дянь, где про­ез­дом при обо­зре­нии епар­хии был Прео­свя­щен­ный Ни­ко­лай (Доб­ро­хо­тов), епи­скоп Там­бов­ский и Шац­кий. Ила­ри­он по­ру­чил ей об­ра­тить­ся к Вла­ды­ке с прось­бой бла­го­сло­вить и раз­ре­шить устро­е­ние в Тро­е­ку­ро­ве ино­че­ской жен­ской об­щи­ны. Со­зна­вая, что у стар­ца Ила­ри­о­на по­ка нет ни­ка­ких средств на это, она ли: по ве­ре в него со­гла­си­лась пред­стать пред Там­бов­ским ар­хи­ере­ем. Но по мо­лит­вам угод­ни­ка Бо­жия, со­всем то­го не ожи­дая, по­лу­чи­ла от Вла­ды­ки уте­ши­тель­ный от­вет: «Ес­ли оты­щут­ся сред­ства, необ­хо­ди­мые для устрой­ства об­щи­ны, устро­яй­те».

По­лу­чив ар­хи­ерей­ское бла­го­сло­ве­ние, ста­рец Ила­ри­он ре­шил на­чать де­ло с при­об­ре­те­ния зем­ли для бу­ду­щей оби­те­ли. Для это­го он ве­лел Алек­сан­дре Ни­ко­ла­евне Гол­до­би­ной оза­бо­тить­ся по­куп­кой име­ния и да­же ука­зал на со­сед­нее вла­де­ние по­ме­щи­цы Кли­ши­ной в ко­ли­че­стве 362 де­ся­тин. Те­перь на­ста­ла по­ра окон­ча­тель­но сму­тить­ся ду­хом по­мощ­ни­це стар­ца - при­об­ре­те­ние та­ко­го боль­шо­го участ­ка зем­ли для ни­ще­го, в сущ­но­сти, стар­ца ей ка­за­лось де­лом уж со­всем невоз­мож­ным. «Ма­ло­вер­ная ты, Алек­сандра! - успо­ко­ил ее Ила­ри­он. - Нам Бог по­мо­жет. Толь­ко ве­руй». Сми­рив­шись, Гол­до­би­на стор­го­ва­ла у Кли­ши­ной зем­лю за 30 ты­сяч руб­лей и по бла­го­сло­ве­нию стар­ца за­клю­чи­ла до­го­вор, вклю­чав­ший в се­бя сро­ки упла­ты сум­мы и да­же неустой­ку за про­сроч­ку пла­те­жей или от­каз от по­куп­ки. По­сле это­го Алек­сан­дре Ни­ко­ла­евне при­шлось несколь­ко раз съез­дить и в Там­бов и в Пе­тер­бург, хо­дить по при­сут­ствен­ным ме­стам и по бла­го­де­те­лям и, как во­дит­ся, мно­го по­тер­петь оскорб­ле­ний. И через неко­то­рое вре­мя Гол­до­би­на со­бра­ла по­ло­ви­ну сум­мы. И та­кую ве­ру име­ла она к стар­цу, что не усо­мни­лась за­ло­жить свое име­ние, ко­гда ему по­на­до­би­лись день­ги для упла­ты за зем­лю. И вот ко­гда при­бли­жал­ся срок вы­пла­ты по­след­ней сум­мы, а недо­ста­ю­щих 10 тыс. все не бы­ло, сест­ры вновь при­шли в уны­ние, бо­ясь по­те­рять и зем­лю, и упла­чен­ные уже день­ги. И вновь уте­шал их ста­рец Ила­ри­он: «Что вы так скор­би­те? Есть у ме­ня та­кая доб­рая ба­ры­ня, ко­то­рая даст мне 10 тыс. руб­лей». И пред­ска­за­ние его сбы­лось див­ным об­ра­зом. Бо­га­тая пе­тер­бург­ская осо­ба Фе­о­до­сия Та­ра­сов­на Гро­мо­ва, имев­шая обы­чай бла­го­тво­рить на мо­на­сты­ри и вся­кие бо­го­угод­ные де­ла, неча­ян­ным об­ра­зом, же­лая по­жерт­во­вать неиз­вест­но­му ей то­гда Тро­е­ку­ров­ско­му за­твор­ни­ку все­го лишь 100 руб­лей, по­да­ла его до­ве­рен­но­му ли­цу би­лет до­сто­ин­ством в 10 тыс. руб­лей. Впро­чем, впо­след­ствии, бли­же узнав стар­ца Ила­ри­о­на, она ни­сколь­ко не жа­ле­ла об этом слу­чае и ис­кренне счи­та­ла, что «…чу­до это свер­ши­лось по его свя­тым мо­лит­вам и по Бо­жию к нему бла­го­во­ле­нию».

Та­ким об­ра­зом, в до­воль­но ко­рот­кий срок был при­об­ре­тен уча­сток зем­ли в де­ревне Мо­чил­ки, по­слу­жив­ший к ос­но­ва­нию ино­че­ской жен­ской об­щи­ны в с. Тро­е­ку­ро­во.

Кон­чи­на стар­ца Ила­ри­о­на

К кон­цу сво­ей по­движ­ни­че­ской жиз­ни ста­рец Ила­ри­он на­столь­ко осла­бел, что не мог уже хо­дить в храм Бо­жий, ред­ко стал при­ни­мать по­се­ти­те­лей, а ку­шать го­то­ви­ли ему раз в ме­сяц. Пи­тал­ся он един­ствен­но просфо­рой и ан­ти­до­ром со свя­той во­дой. А за со­рок дней до кон­чи­ны за­твор­ник уже не вста­вал со сво­е­го ди­ван­чи­ка и жизнь свою под­дер­жи­вал в день несколь­ки­ми глот­ка­ми во­ды из сво­е­го го­ло­вин­щин­ско­го ко­лод­ца, за ко­то­рою на­роч­но по­сы­лал ке­лей­но­го. Он про­сил Гос­по­да от­крыть при­бли­же­ние смер­ти ка­ким-ли­бо ви­ди­мым зна­ком на ру­ке или но­ге. По усерд­ной мо­лит­ве стар­ца знак этот явил­ся за шесть недель до его кон­чи­ны, а имен­но - на ле­вой но­ге у него по­чер­нел и оне­мел боль­шой па­лец. «Те­перь я знаю, - ска­зал ста­рец сво­е­му ке­лей­ни­ку Спи­ри­до­ну, - что те­лес­ная моя хра­ми­на ско­ро раз­ру­шит­ся». То­гда же он про­зрел гла­за­ми, ко­то­ры­ми не ви­дел шесть по­след­них лет.

Пред­чув­ствуя кон­чи­ну свою, Ила­ри­он про­сил уско­рить от­дел­ку церк­ви с. Гу­би­но и стал то­ро­пить­ся по­кон­чить де­ло устро­е­ния об­щи­ны. Зем­ля бы­ла куп­ле­на, и ста­рец на­пи­сал ду­хов­ное за­ве­ща­ние, по ко­е­му всю зем­лю эту да­рил в веч­ное вла­де­ние Тро­е­ку­ров­ской жен­ской об­щине. Алек­сан­дру Ни­ко­ла­ев­ну Гол­до­би­ну на­зна­чил ду­ше­при­каз­чи­цей и за­по­ве­дал ей три де­ла: пер­вое - от­крыть об­щи­ну, вто­рое - по­кро­ви­тель­ство­вать со­бран­ным им сест­рам и тре­тье - вы­стро­ить цер­ковь во имя св. про­ро­ка Илии над свя­ты­ми вра­та­ми бу­ду­щей оби­те­ли. По по­во­ду по­след­ней прось­бы стар­ца Алек­сандра Ни­ко­ла­ев­на осо­бен­но пе­ре­жи­ва­ла, го­рест­но спра­ши­вая его вся­кий раз: «Где же мне взять день­ги?» На что все­гда по­лу­ча­ла от­вет: «Бла­го есть на­де­я­ти­ся на Гос­по­да, неже­ли на­де­я­ти­ся на че­ло­ве­ка, а я при­ка­зы­ваю те­бе - вы­строй. Си­ла Бо­жия в немо­щах со­вер­ша­ет­ся».

По­чти пе­ред са­мой смер­тью Ила­ри­о­на при­ез­жал Фе­дор За­ха­ро­вич Клю­ча­рев по­се­тить лю­би­мо­го им стар­ца. Тот ска­зал ему: «Про­шу те­бя, не оставь мою оби­тель, а я, ес­ли об­ре­ту дерз­но­ве­ние пред Гос­по­дом, пот­щусь ис­хо­да­тай­ство­вать те­бе Цар­ствие Бо­жие в оби­те­лях Небес­ных. Мне уже на­до­е­ло жить, а ты по­ез­жай в Оп­ти­ну пу­стынь, там ведь хо­ро­шие стар­цы есть - Ма­ка­рий и дру­гие; вот у них и по­про­си со­ве­та - они на­учат, что те­бе пред­при­нять для жиз­ни ду­хов­ной». Со­вет стар­ца ис­пол­нил­ся в точ­но­сти - бо­га­тый туль­ский по­ме­щик Ф. 3. Клю­ча­рев впо­след­ствии стал на­сель­ни­ком Оп­ти­ной пу­сты­ни и жиз­не­опи­са­те­лем мно­гих по­движ­ни­ков Хри­сто­вых - за­твор­ни­ка тро­е­ку­ров­ско­го Ила­ри­о­на, за­твор­ни­ка за­дон­ско­го Ге­ор­гия и др. Ве­ли­ки бы­ла скорбь, и горь­ки бы­ли сле­зы по­слуш­ниц, окру­жав­ших стар­ца Ила­ри­о­на. А он уте­шал их то про­ро­че­ским обе­ща­ни­ем, что бу­дет «на этом ме­сте оби­тель, как лав­ра цве­ту­щая», то крот­ким оте­че­ским об­ра­ще­ни­ем: «Не скор­би­те, ведь я те­лом толь­ко раз­лу­ча­юсь с ва­ми, а мо­лит­вен­ный дух мой пре­бу­дет веч­но в этом бла­го­сло­вен­ном ме­сте. Не плачь­те, Гос­подь вас за­щи­тит. Ведь кто лю­бит ме­ня,и вас бу­дет лю­бить. А вы, как при­дет скорбь, бо­лезнь или недо­уме­ние, ка­кое, от­слу­жи­те мо­ле­бен пред Вла­ди­мир­скою ико­ною Ца­ри­цы Небес­ной с ака­фи­стом. Я и сам пред Ее ико­ною мо­лил­ся. А по­том и ме­ня греш­но­го по­мя­ни­те, от­слу­жи­те па­ни­хи­ду». Сам Ила­ри­он очень чтил при жиз­ни эту ико­ну и за­по­ве­дал ке­лей­ни­ку и по ис­хо­де ду­ши сво­ей из те­ла от­слу­жить Ей мо­ле­бен. По­след­ние дни зем­ной жиз­ни за­твор­ник Ила­ри­он не при­ни­мал ни­ко­го, кро­ме ду­хов­ни­ка сво­е­го, се­стер Гол­до­би­ных и са­мых близ­ких из по­слуш­ниц.

За три дня до кон­чи­ны Ила­ри­он по­же­лал свя­той во­ди­цы из Тю­шев­ско­го ко­лод­ца Ца­ри­цы Небес­ной Жи­во­нос­ный Ис­точ­ник. Пре­дан­ные стар­цу Ила­ри­о­ну ли­ца по­ста­ра­лись ис­пол­нить по­след­нее его же­ла­ние - Гол­до­би­на по­сла­ла за 40 верст за во­дою, ко­то­рая и бы­ла ему при­не­се­на. Ста­рец в это вре­мя ле­жал на ди­ван­чи­ке ли­цом к стене; обер­нув­шись, он пе­ре­кре­стил­ся, про­гло­тил две лож­ки свя­той во­ды, тре­тью от­стра­нил сво­ей ру­кой и по­бла­го­да­рил за лю­бовь. По­сле то­го он уже ни­че­го не вку­шал. По­след­нюю же ис­по­ведь пе­ред кон­чи­ною при­нял друг его о. Ни­кандр Ан­дре­ев - свя­щен­ник се­ла Гу­би­но.

А 5 но­яб­ря 1853 г. в са­мую пол­ночь на де­вя­но­сто вось­мом го­ду от рож­де­ния тро­е­ку­ров­ский за­твор­ник Ила­ри­он Ме­фо­дье­вич Фо­кин ти­хо ото­шел ко Гос­по­ду. Весть о его кон­чине быст­ро раз­нес­лась по окру­ге, и мно­же­ство лю­дей из со­сед­них уез­дов - Дан­ков­ско­го, Ра­нен­бург­ско­го, Елец­ко­го, Ли­пец­ко­го, Коз­лов­ско­го и Еф­ре­мов­ско­го - со­бра­лись от­дать по­след­ний долг по­чив­ше­му по­движ­ни­ку, бла­го­де­те­лю си­рот и уте­ши­те­лю скор­бя­щих, от­цу и ру­ко­во­ди­те­лю ищу­щих спа­се­ния, все­це­ло и всю свою жизнь пре­дан­но­му Гос­по­ду. По сви­де­тель­ству оче­вид­цев, на­ро­ду со­бра­лось в Тро­е­ку­ро­во до 10 ты­сяч. По­чти пять дней те­ло угод­ни­ка Бо­жия сто­я­ло непо­гре­бен­ным и с ран­не­го утра до позд­ней но­чи слу­жи­лись па­ни­хи­ды об упо­ко­е­нии ду­ши его.

В про­дол­же­ние все­го вре­ме­ни до по­гре­бе­ния те­ла ке­лья его и храм Бо­жий на­пол­не­ны бы­ли знат­ны­ми ли­ца­ми, ду­хо­вен­ством, го­ро­жа­на­ми и кре­стья­на­ми, бо­га­ты­ми и ни­щи­ми - все тес­ни­лись око­ло гро­ба по­движ­ни­ка, же­лая воз­дать ему по­след­нее це­ло­ва­ние, и опла­ки­ва­ли в нем сво­е­го об­ще­го от­ца ду­хов­но­го. Са­ма же ке­лья и храм ис­пол­не­ны бы­ли незем­ным бла­го­уха­ни­ем, ис­хо­див­шим из гро­ба угод­ни­ка Бо­жия.

На­ко­нец 9 но­яб­ря игу­ме­ном Ле­бе­дян­ско­го Тро­иц­ко­го мо­на­сты­ря Сер­ги­ем при уча­стии мест­но­го бла­го­чин­но­го и де­ся­ти свя­щен­ни­ков со­вер­ше­ны бы­ли за­упо­кой­ная ли­тур­гия и чин по­гре­бе­ния. Раз­ре­ши­тель­ную мо­лит­ву про­чел ду­хов­ник по­чив­ше­го - мест­ный свя­щен­ник Се­мен Пес­ков, и, ко­гда при­сту­пил к гро­бу, чтобы вло­жить ру­ко­пи­са­ние в дес­ни­цу по­чив­ше­го, то к ужа­су его паль­цы Ила­ри­о­на как бы са­ми раз­жа­лись и креп­ко взя­ли из рук его гра­мо­ту. О. Се­мен ото­шел, не пом­ня се­бя от изум­ле­ния и об­ли­ва­ясь сле­за­ми. Мно­гие сест­ры за­ме­ти­ли его сму­ще­ние, но при­пи­са­ли это скор­би. Лишь по­том он сам мно­гим рас­ска­зы­вал об этом, и, по сло­вам игу­ме­ньи На­фа­наи­лы, она лич­но слы­ша­ла от него этот рас­сказ.

По­след­нее це­ло­ва­ние усоп­ше­го про­дол­жа­лось че­ты­ре с по­ло­ви­ною ча­са. Чест­ные остан­ки стар­ца Бо­жия в про­стом де­ре­вян­ном, им са­мим при­го­тов­лен­ном гро­бе, со­кры­ты бы­ли в ис­ко­пан­ной им же пе­ще­ре в огра­де Ди­мит­ри­ев­ской церк­ви, над ко­то­рой устро­е­на бы­ла де­ре­вян­ная ча­сов­ня. Позд­нее тро­е­ку­ров­ским по­ме­щи­ком Вла­ди­ми­ром Ар­те­мье­ви­чем Ра­ев­ским, пле­мян­ни­ком Ива­на Ива­но­ви­ча Ра­ев­ско­го и на­след­ни­ком его име­ния, на ме­сте ча­сов­ни бы­ла по­став­ле­на де­ре­вян­ная цер­ковь во имя Вла­ди­мир­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри. В со­ро­ко­вой день бла­жен­ной кон­чи­ны стар­ца Ила­ри­о­на 14 де­каб­ря 1853 г. по­сле тор­же­ствен­ной па­ни­хи­ды, со­брав­шей мно­же­ство по­чи­та­те­лей па­мя­ти Тро­е­ку­ров­ско­го за­твор­ни­ка, о. Се­мео­ном Пес­ко­вым бы­ла ска­за­на сле­ду­ю­щая речь, в ко­то­рой изо­бра­же­на вкрат­це вся жизнь по­чив­ше­го угод­ни­ка Бо­жия:

«Трид­цать пять дней про­тек­ло с то­го вре­ме­ни, как в этом св. хра­ме со­бо­ром пас­ты­рей был со­вер­ша­ем хри­сти­ан­ский об­ряд над те­лом в Бо­зе по­чив­ше­го в счаст­ли­вой на­шей ве­си сто­лет­не­го по­движ­ни­ка, за­твор­ни­ка о. Ила­ри­о­на. На по­гре­бе­ние ча­до­лю­би­во­го от­ца сво­е­го, ка­ко­вым и был о. Ила­ри­он, лю­бовь со­бра­ла ты­ся­чи де­тей, чтобы от­дать по­след­ний долг усоп­ше­му, об­ло­бы­зать в по­след­ний раз оте­че­ские дла­ни его и ви­ди­мо рас­стать­ся с ним на­дол­го. Так ду­маю, и в на­сто­я­щее вре­мя тою же лю­бо­вью окры­лен­ные, па­ки стек­лись вы, о Хри­сте бра­тия, в сей же храм, чтобы, так ска­зать, до­пол­нить долг свой по­чив­ше­му от­цу на­ше­му. Меж­ду тем для об­лег­че­ния еди­но­душ­ной скор­би на­шей о столь дра­го­цен­ной по­те­ре не из­лиш­ним счи­таю вос­по­мя­нуть до­сто­па­мят­ные чер­ты из жиз­ни по­движ­ни­ка для соб­ствен­но­го на­зи­да­ния и по воз­мож­но­сти каж­до­му из нас при­ме­ра. Жизнь стар­ца, как по­доб­но­го нам че­ло­ве­ка, мож­но раз­де­лить на пе­ри­о­ды. Пер­вый пе­ри­од - мла­ден­че­ство; об этом пе­ри­о­де мож­но ска­зать толь­ко то, что ста­рец как из­бран­ник Бо­жий в са­мом мла­ден­че­стве но­сил уже в се­бе, как в се­ме­ни, тот дра­го­цен­ный плод, ко­то­рый впо­след­ствии на­чал про­из­рас­тать, рас­цвел и на­ко­нец, со­зрел. В пе­ри­од от­ро­че­ства сво­е­го о. Ила­ри­он был от­ро­ком крот­ким, бла­го­че­сти­вым и бо­го­бо­яз­нен­ным, сы­ном по­кор­ным, утехою сво­их ро­ди­те­лей. За от­ро­че­ством по по­ряд­ку сле­ду­ет юно­ше­ство. Всту­пив в этот пе­ри­од, пыш­но за­цвел юно­ша Ила­ри­он, но не тем об­ман­чи­вым цве­том ми­ра се­го, ско­ро увя­да­ю­щим, а цве­том ми­ра ду­хов­но­го, веч­но цве­ту­щим и все­гда бла­го­уха­ю­щим. Из-за пла­мен­ной люб­ви к Бо­гу о. Ила­ри­он остав­ля­ет дом ро­ди­тель­ский, от­ца, мать и, что все­го по­ра­зи­тель­нее, в са­мый день бра­ка юную свою по­дру­гу и с ве­рою вру­ча­ет се­бя все­це­ло То­му, Ко­то­рый ска­зал: Иже оста­вит дом, или бра­тию, или сест­ры, или от­ца, или ма­терь, или же­ну, или ча­да, или се­ла име­ни Мо­е­го ра­ди, сто­ри­цею при­и­мет и жи­вот веч­ный на­сле­дит (Мф.19:29). Но цвет - не плод. Он мо­жет обе­щать толь­ко плод при­ят­ней­ший, ес­ли не бу­дет по­вре­жден зной­ным вет­ром или утра­чен дру­гим ка­ким-ли­бо об­ра­зом. Мно­го нуж­но тру­да и ухо­да, чтобы до­ждать­ся от цве­ту­ще­го де­ре­ва доб­ро­го пло­да или чтобы са­мый цвет не был, так ска­зать, пу­сто­цве­том. Цве­ту­щая бла­го­че­сти­вы­ми по­дви­га­ми юная жизнь о. Ила­ри­о­на не раз под­вер­га­лась зной­ным вет­рам, на­но­си­мым от ис­кон­но­го вра­га на­ше­го спа­се­ния - дья­во­ла по­сред­ством кле­ве­ты, зло­ре­чия, го­не­ний и все­воз­мож­ных скор­бей. Ила­ри­он, осе­ня­е­мый бла­го­дат­ною по­мо­щью, по­сто­ян­но вни­мал се­бе, тща­тель­но охра­няя цвет юно­сти сво­ей как дар, бла­го­угод­ный Гос­по­ду и Твор­цу сво­е­му. Он уда­лял­ся, бе­гая и во­дво­ря­ясь в пу­сты­ни (Пс.54:8); упо­доб­лял­ся, неясы­ти пу­стын­ной; бдел и был яко пти­ца осо­бя­ща­я­ся (Пс.101:7-8); ко­ле­на своя из­мож­дал от мо­лит­вы и плоть свою от уси­лен­на­го по­ста; сле­за­ми сво­и­ми по­сте­лю свою омо­чал (Пс.6:7) и та­ки­ми-то неусып­ны­ми тру­да­ми охра­нял, воз­ра­щал и по­ли­вал цвет юно­сти сво­ей, все­це­лою лю­бо­вию при­ви­ва­ясь к Бо­же­ствен­ной ло­зе - Хри­сту Спа­си­те­лю и Ис­ку­пи­те­лю. Непре­стан­но взы­вая с Апо­сто­лом: ни смерть, ни жи­вот, ни Ан­ге­лы, ни На­ча­ла, ни­же Си­лы, ни на­сто­я­щая, ни гря­ду­щая, ни вы­со­та, ни глу­би­на, ни ина тварь кая воз­мо­жет мя раз­лу­чи­ти от люб­ве Бо­жия, яже о Хри­сте Иису­се Гос­по­де на­шем (Рим.8:38-39). В на­шу весь при­ве­ден был Про­мыс­лом Бо­жи­им бла­жен­ный ста­рец уже в зре­лых ле­тах, му­жем со­вер­шен­ным. От­сю­да он, как све­тиль­ник, воз­жен­ный Гос­по­дом Бо­гом, в про­дол­же­ние 30-ти по­чти лет яр­ко све­тил сво­ею бо­го­угод­ною жиз­нью, - и вот где имен­но при­но­сил сто­ри­цею плод ду­хов­ный, воз­ра­щая и укреп­ляя в бла­го­че­стии сво­и­ми оте­че­ски­ми со­ве­та­ми и спа­си­тель­ным ру­ко­вод­ством всех, при­хо­див­ших к нему. Ко­гда мог­ли еще слу­жить си­лы те­лес­ные креп­ким си­лам ду­ши его, он еже­днев­но по­се­щал храм сей, слу­шал Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию и весь­ма ча­сто со­об­щал­ся Бо­же­ствен­ной тра­пезы. В ке­лий до по­след­ней ми­ну­ты жиз­ни по­сто­ян­ным его упраж­не­ни­ем бы­ла мо­лит­ва, со стро­гим по­стом со­еди­нен­ная. Умол­чу о ха­рак­те­ре бла­жен­но­го за­твор­ни­ка. Умол­чу по­то­му, во-пер­вых, что мно­гие из вас лич­но зна­ли о. Ил­ла­ри­о­на. Во-вто­рых, по­то­му бо­лее, что нет слов, ко­то­ры­ми бы мож­но бы­ло до­стой­но изо­бра­зить его непод­ра­жа­е­мую кро­тость, его вы­со­чай­шее сми­ре­ние, Иовле­во тер­пе­ние, ис­тин­ную и нели­це­мер­ную лю­бовь к ближ­не­му, да­же и к са­мым вра­гам. И все­це­лую, неиз­мен­ную от юно­сти до гро­ба пре­дан­ность во­ле Твор­ца сво­е­го и Гос­по­да. Сло­вом, вся жизнь в Бо­зе по­чив­ше­го от­ца на­ше­го за­твор­ни­ка Ила­ри­о­на бы­ла неис­чер­па­е­мым ис­точ­ни­ком всех доб­ро­де­те­лей и вы­со­ких по­дви­гов, вме­сте с тем и пре­крас­ным при­ме­ром для лю­дей всех воз­рас­тов. Доб­рый наш отец, Бо­го­мо­лец и под­ра­жа­тель бла­го­го Бо­га, не остав­ляв­ший ни­ко­го без уте­ше­ния и доб­ро­го со­ве­та в зем­ной жиз­ни тво­ей! Не оставь нас мо­лит­ва­ми сво­и­ми и за гро­бом. Ве­ру­ем, несо­мнен­но, ве­ру­ем, что ты пред­сто­ишь пре­сто­лу Выш­не­го на небе­си со свя­ты­ми. Аминь».

Так окон­чи­лась зем­ная жизнь стар­ца Ила­ри­о­на Тро­е­ку­ров­ско­го, быв­шая неис­чер­па­е­мым ис­точ­ни­ком доб­ро­де­те­лей, вы­со­ких по­дви­гов и ду­хов­ных да­ро­ва­ний.

Со­ста­ви­те­ли: Най­де­нов А.А., Кло­ков А.Ю.

Почитание святого в Димитриевском Троекуровском Иларионовском женском монастыре

История обители начала свой отчет с того момента, когда угодник Божий преподобный Иларион Троекуровский согласился на предложение помещика с. Троекурово Ивана Ивановича Раевского, в 1824 г. поселиться в его имении в специально устроенной для него келии близ Димитриевской церкви. С этого момента и до конца своих дней подвижник жил в с.Троекурово, а народная молва стала именовать его самого Троекуровским затворником. Слава о его подвижнической жизни и огромной духовной силе привлекали к нему многочисленных посетителей.

Постепенно вокруг старца Илариона стали селиться благочестивые девы и вдовицы, желавшие постоянно находиться под духовным руководством старца и пользоваться его наставлениями. С дозволения владельца села И.И. Раевского ими были поставлены несколько келий, а Иларион назначал им послушания: выпечка просфор для окрестных храмов, обустройство многочисленных посетителей.

Когда под духовным руководством старца собралось достаточно большое количество послушниц, епископ Тамбовский Арсений поставил вопрос о создании в Троекурово женской общины. Примерно в середине 1840-х годов, Иларион собрал необходимые средства и обратился к Преосвященнейшему Николаю (Доброхотову), тогдашнему Епископу Тамбовскому, с просьбой об открытии в с. Троекурово женской общины. Был куплен участок земли в  д. Мочилках, который старец, по своему духовному завещанию, передал ближайшей помощнице А.Н. Голдобиной для устройства на нем женской общины. Сам подвижник не дожил до счастливого дня открытия женского монастыря. Он скончался 5 ноября/ст.ст/-18 ноября /н.ст./ 1853г., и был похоронен при стечении многочисленных своих почитателей, в собственноручно вырытой им пещере. Старец Иларион завещал своим помощницам окончить дело основания обители.