Тайные монашеские общины периода гонений на Русскую Православную Церковь и их связь с жизнью современных монашеских общин на примере Высоко-Петровского монастыря

Игумен Петр (Еремеев)

Доклад игумена Петра (Еремеева), наместника Высоко-Петровского ставропигиального мужского монастыря Москвы, ректора Российского Православного университета, на Международной конференции «Монашество России и Кипра: духовно-культурные связи» (Республика Кипр, г. Никосия. 1–2 ноября 2018 года)

Начать этот доклад мне хотелось бы с небольшого воспоминания. Однажды схиархимандрит Гавриил (Бунге), современный православный богослов и патролог, посетив Высоко-Петровский монастырь и услышав рассказ о тайных монашеских общинах обители 1920–50-х годов и о физически и духовно протянувшейся нити от них к современным клирикам обители через матушку Игнатию – схимонахиню Игнатию (Пузик), почившую в 2004 году, сказал: «Вы обладаете бесценным сокровищем. Вы не представляете, насколько важно, что существует эта связь».

И действительно, сохранение непрерывной традиции в монашеском делании имеет существенное значение для духовной жизни в монастырях. Однако, к сожалению, приходится констатировать, что говорить о сохранении непрерывной традиции от дореволюционного монашества к монашеству современному, как о явлении, мы не можем.

Влияние тайных общин довоенного времени (а иначе как тайными они быть в то время не могли) на современные весьма незначительно, поскольку в большинстве своем подпольные общины довоенного периода были разгромлены в конце 1920-х – начале 1930-х годов, а их члены репрессированы – в Москве, Сергиевом Посаде, Ленинграде и в некоторых других городах. Однако некоторые из них сохранялись. Общины, возглавляемые братьями Егоровыми – архимандритом (впоследствии митрополитом) Гурием († 1965) и иеромонахом Львом, а также игуменом Варсонофием (Верёвкиным; † 1939) в Петрограде и Петергофе; Петровская община в Москве, которая, по мнению историка Алексея Беглова, была самой крупной из тайных монашеских общин патриаршей Церкви [1]; полумонашеская община вокруг преподобного Севастиана Карагандинского († 1966); дивеевские сестры и другие потаенно продолжали монашеское делание. Однако их деятельность простиралась не далее конца 1970-х – начала 1980-х годов в связи с кончиной духовных руководителей этих общин и старших братьев и сестер.

Вот еще пример попытки сохранения духовного преемства в монашеском делании в послевоенные годы. Когда в 1942 году, после двадцати лет закрытия, была открыта Глинская пустынь, туда вернулись братия, подвизавшиеся в обители до 1922 года и сохранявшие монашеское делание в тайных общинах и братствах, а также в лагерях и ссылках вплоть до начала 1940-х годов. После войны в пустынь из лагерей вернулись и прославленные ныне в лике преподобных отцы Серафим (Амелин), Серафим (Романцов) и Андроник (Лукаш), но в 1961 году пустынь вновь закрывается, и братия уходит в Абхазию и в Грузию, и непосредственного преемства со следующим поколением, когда монастырь возрождается в 1990-е годы, уже нет.

Другой случай. Один из абхазских пустынников, подвизавшийся в горах 34 года монах Меркурий (Попов; † 1996), известный как автор книг «В горах Кавказа» и «Записки монаха-исповедника», стал насельником Богородице-Рождественской Лукиановой пустыни в 1994 году, но уже через два года он отошел ко Господу. Успел ли он кому-то передать навык пустынной молитвы, мы не знаем. И главное – было ли это востребовано братией возрожденного монастыря – не как «рассказы о былом», но именно как преемство духовной традиции?

Мы можем говорить о связи современного монашества с тайными общинами периода гонений, скорее, в смысле точечных, личных контактов с дожившими до возрождения церковной жизни пострижениками того времени. Но и это, безусловно, имеет высокую ценность.

Если говорить о Петровских общинах, то упомянутая уже матушка Игнатия общалась с насельницами нескольких монастырей, например, Ново-Тихвинского монастыря в Екатеринбурге, сестры которого к ней довольно регулярно приезжали. Но это было, скорее, личное влияние человека, прошедшего долгий путь монашества в миру, чем передача традиции как таковой. Воспитание преемников, передача традиции от старшего поколения к молодым требуют времени, которого в большинстве случаев (если мы говорим о тайных общинах, а не о жизни таких обителей, как, например, Пюхтицы или Псково-Печерский монастырь, которые не закрывались, или о Троице-Сергиевой Лавре, которая открылась уже в 1946 году и также больше не закрывалась) у переживших гонения на Русскую Православную Церковь не оказалось.

И все же связь между монашеством гонимым и современным, безусловно, существует. Скажу несколько слов о значении подвига тайных общин Высоко-Петровского монастыря в жизни возрождающейся обители.

Петровские общины как единая монашеская семья, возглавляемая епископом Варфоломеем (Ремовым), существовали в самом центре Москвы вплоть до 1935 года под видом приходской общины – сперва в стенах родной, но уже бывшей, обители, потом в расположенных неподалеку от нее храмах. Само по себе это было уникальным явлением, во многом обусловленным личностью владыки Варфоломея, духовного чада зосимовских старцев, профессора и проректора Московской духовной академии.

Другим важным фактором духовной жизни обители стало то, что по приглашению владыки Варфоломея в Высоко-Петровский монастырь после закрытия Зосимовой пустыни пришли ученики известных старцев – преподобных Алексия и Германа Зосимовских, их преемники по старческому деланию, представители зосимовской школы иночества, которые стали руководителями духовных общин обители. Именно развитие традиций зосимовского старчества в стенах московского монастыря привлекало сюда большое число прихожан, которые становились духовными чадами старцев, а некоторые принимали постриг и продолжали жизнь тайными монахинями и монахинями или, в случае принятия сана, выходили на открытое служение.

В феврале-марте 1935 года произошли аресты – были арестованы владыка Варфоломей, некоторые клирики и прихожане, в том числе наиболее известный из старцев обители, духовный руководитель самой большой из Петровских общин – схиархимандрит Игнатий (Лебедев), ныне прославленный в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской.

Аресты 1935 года не уничтожили окончательно петровцев, но вместо единой монашеской семьи теперь существовали отдельные малые семьи, возглавляемые оставшимися на свободе или уже вернувшимися из мест заключения духовными отцами, которые жили в разных местах Подмосковья. В самой же Москве вплоть до 1979 года продолжалась молитва в Знаменском скиту, освященном молитвой преподобномученика Игнатия. Скит был организован им еще в 1926 году для тайных монахинь, чтобы они не были лишены опыта монашеского общежития. Только после кончины старших монахинь этого скита – монахинь Евпраксии и Ксении – оставшиеся перестали собираться для общей молитвы. Матушка Игнатия оставила в своих книгах воспоминания [2] о духовной семье преподобномученика Игнатия, которую после его ареста, вплоть до 1959 года, возглавляли последовательно архимандриты Никита (Курочкин), Зосима (Нилов) и Исидор (Скачков), все – представители зосимовского монашества. Исследователь истории монастыря Елена Балашова выяснила, что вплоть до 1978 года монахини обращались за духовным советом к ученику зосимовцев и бывшему иподиакону владыки Варфоломея протоиерею Борису Уткину (в постриге – иеромонаху Пафнутию) [3].

Сохранение аскетической традиции монашества в условиях гонений было не только одной из основных задач настоятеля и старцев обители, но и тем, что делало Высоко-Петровский монастырь тех лет воистину частицей Неба на земле, исполненным духовной радости цветущим оазисом среди бесплодной, безбожной, угнетающей столичной реальности.

Члены тайных монашеских общин были монахами в миру – не имея возможности жить и трудиться в монастыре, они работали в светских советских учреждениях, но именно эта работа становилась их монашеским послушанием. Вот что пишет матушка Игнатия об отношении к этой работе ее духовника: «От человека батюшка требовал не только честного, но просто даже ревностного отношения к гражданским и служебным обязанностям, вменяя их как святое послушание. И жизнь наполнялась до краев. Протекая в тех же внешних формах, она получала вдруг иное содержание, иную окраску, все делалось теперь уже во имя Бога и ради Бога – так учил батюшка…» [4]. Для современной братии обители, расположенной в центре мегаполиса, такой опыт является весьма значимым, ведь нередко сегодняшние монастырские послушания связаны с тесным общением с миром. И важно, что это не отстраненный опыт, а жизнь твоих предшественников, как жизненный опыт почивших членов твоей семьи, который передан тебе в письмах или при личном общении, только здесь речь идет о членах нашей монашеской Петровской семьи.

Особое значение имеет молитва друг о друге. Верим, что возрождению обители содействует молитва тех, кто во времена гонений остался верен Богу и Церкви. Для братии же особое значение имеет почитание наших святых новомучеников, особенно молитва в дни их памяти, а также молитва о упокоении пострадавших в годы гонений братий и сестер монастыря. Здесь хочется вспомнить слова владыки Варфоломея, 130-летие которого было совсем недавно 16 октября этого года. Своих духовных чад он всегда благодарил за память о духовном родстве с Зосимовой пустынью. В одном из его писем читаем: «Спаси тебя Господь за панихиду по Батюшке (то есть схиигумене Германе (Гомзине). – Иг. П.), твоем духовном дедушке, да воистину это еще крепче роднит… Усиливайся хранить свет и добро в душе твоей…» [5]

Сохранившиеся письма, наставления, проповеди – живое слово настоятеля и старцев Высоко-Петровского монастыря времен гонений, воспоминания матушки Игнатии и других монахинь, даже свидетельства о жизни монастыря, оставленные в протоколах допросов и других документах, «внешних» по отношению к внутренней, духовной жизни обители, являются тем наследством, которое волей и милосердием Божиим досталось нам – тем, кого Господь призвал на монашеское служение в обитель, освященную молитвой и подвигом тайных общин того времени. И нам еще предстоит научиться им пользоваться, освоить это наследство. Нельзя забывать и о том, что могут быть найдены новые тексты и артефакты, относящиеся к истории монастыря того времени.


В монастыре уже больше трех лет действует выставка «Тайные монашеские общины Высоко-Петровского монастыря в 1920–50-е годы», основной вклад в подготовку которой внес кандидат исторических наук Алексей Львович Беглов. Паломники, посещающие монастырь и выставку, не остаются равнодушными к рассказу о том, как протекала жизнь обители в годы гонений на Церковь.


[1] Беглов Алексей. В поисках «безгрешных катакомб». Церковное подполье в СССР. – М.: Издательский Совет РПЦ, «Арефа», 2008. С. 47.

[2] См.: Игнатия (Петровская), монахиня. Высоко-Петровский монастырь в 20-30-е годы / Подготовка текста, публикация, вступительная заметка и примечания А.Л. Беглова // Альфа и Омега. 1996. № 1(8). С. 114–135; Игнатия, монахиня. Старчество в годы гонений. Преподобномученик Игнатий (Лебедев) и его духовная семья / Подготовка текста, публикация, предисловие и комментарии А.Л. Беглова. М.: Издательство Московского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001.

[3] Балашова Е.Г. Новые сведения о пострадавших в годы гонений на Церковь в СССР в 1920−1930-е гг. (по материалам Высоко-Петровского монастыря г. Москвы) // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: История России. 2017. Т. 16. № 3. С. 424.

[4] Цит. по: Письма из заключения схиархимандрита Игнатия (Лебедева). Предисловие // Альфа и Омега. 1997. №12. С. 95.

[5] Цит. по: Балашова Е.Г. Сохранение и развитие традиций зосимовского старчества в Высоко-Петровском монастыре в 20-30-х годах ХХ века (к 700-летию Высоко-Петровской обители) // Эл. ресурс: http://monasterium.ru/doklady/2013-06-03-11-29-20/1640-sokhranenie-i-razvitie-traditsij-zosimovskogo-starchestva-v-vysoko-petrovskom-monastyre-v-20-30-kh-godakh-khkh-veka/ (дата обращения 21.10.2018).


Материалы по теме

Новости:

Публикации:

Доклады: