Я желаю всем, чтобы тропа в монастыри никогда не зарастала

Архимандрит Мелхиседек (Артюхин)

Выступление настоятеля московского подворья Введенского ставропигиального монастыря Оптина Пустынь, пресс-секретаря Синодального отдела по монастырям и монашеству архимандрита Мелхиседека (Артюхина) на научно-практической монашеской конференции «Древние монашеские традиции в условиях современности» в рамках регионального этапа XXVI Международных Рождественских образовательных чтений в Переславской епархии (Николо-Сольбинский женский монастырь, 9 ноября 2017 года)

Дорогие владыки, дорогие братья и сестры!

За последние несколько лет состоялось уже немало монашеских конференций. Чаще всего они носят двойное название: научно-практическая. И, к сожалению, на практическую часть всегда остается мало времени. Поэтому я и хотел бы сразу с нее начать, вспомнив высказывание упомянутого сегодня замечательного духовника, старца отца Василия Ермакова, который говорил, что наша проповедь должна быть «нравственно-практической». Также поэтому я хотел бы построить свое выступление преимущественно в виде ответов на вопросы присутствующих здесь слушателей.

Накануне поездки на эту конференцию, во время воскресного богослужения  звучал прокимен:  «Боже, ушима нашима услышахом, и отцы наша возвестиша нам». И мне хочется сказать вам то, что не вычитано из книг, а услышано было мною от старцев, с которыми посчастливилось встречаться: преподобного Паисия Святогорца, недавно почившего старца архимандрита Наума (Байбородина), отца Кирилла (Павлова), архимандрита Иоанна (Крестьянкина), схиархимандрита Христофора (Никольского), духовника Тульской епархии. Первое, чему все они учили, это смирение. Обращаясь с советом к игумении, отец Христофор, например, говорил: «Валяйся у сестер в ногах – мысленно; но вида не показывай. Будь им всем матерью». И старец Арсений Великий сказал: «На поприще монашеской жизни я нашел, что если человек не пойдет путем самоукорения, он нигде и никогда не найдет покоя».

Вспоминается замечательный пример смирения и самоукорения, преподанный архиереем. 1982 год, Троице-Сергиева Лавра, праздновалась память преподобного Сергия Радонежского.  Я был тогда семинаристом первого класса. Как всегда на великий праздник, семинаристов распределили помогать владыкам – архиереев тогда приезжало очень много, это была едва ли не единственная возможность всем встретиться. И вот в алтаре Успенского собора я вижу, как двое семинаристов облачают архипастыря, кажется, из Латвии. Начали возлагать омофор, который надевается, как известно,  крестообразно; каждый, по неумению, стал тянуть в свою сторону – владыку чуть не задушили…  Я думаю: ну,  сейчас что-то будет! И вдруг слышу, как владыка говорит: «Если бы я был нормальным архиереем, у меня были бы нормальные иподиаконы…» Прошло уже больше тридцати лет, а я помню этот пример смирения.

…Когда при отце Иоанне (Крестьянкине) высказывали мнение о «последних временах» в Церкви, он говорил: «Мы сейчас живем в такой свободе, которой не было даже в царское время». Это был, наверное, год 1997-й – открывались монастыри, семинарии, издательства… А посмотрите сейчас, по сравнению даже с 90-ми годами: всё это умножилось, появилось православное телевидение – сейчас уникальное время… Отец Иоанн еще напоминал: «Читай у Оптинских старцев, они сказали: последние времена наступят тогда, когда прекратится монашество…» Но вот всего лишь один пример – Николо-Сольбинская обитель. Место, где двадцать лет назад было полное запустение, а сегодня такой обустроенный процветающий монастырь.

Как-то раз, приехав к отцу Иоанну, я задал вопрос: «Батюшка, монастырь у нас возрождается – как восстанавливать, какой устав вводить?» Он ответил: «Всё надо соразмерять с силами, обстоятельствами, здоровьем и с духовным возрастом обители». А потом добавил: «Чтобы не получилось, как со мной». И рассказал, как  в 1946 году,  когда его рукоположили в священники в храме Рождества Христова в Измайлово, он спросил: как служить? Ему сказали: служи, как написано в требнике. «Я, – говорит, – начал служить, отслужил Литургию, молебен, панихиду, отпел, потом покрестил… после всего зашел в алтарь, думаю –  присяду, немножко передохну и пойду пообедаю… Только задремал – входит настоятель и говорит: «Ой, отец Иоанн, как я Вам благодарен, что Вы вовремя пришли на всенощное бдение…»

Предостерегая от таких крайностей, епископ Игнатий (Брянчанинов) пишет: за большим правилом, которое человек на себя взвалил, или которым его нагрузили, следует оставление всякого правила, а правилу маленькому, но постоянно исполняемому – нет цены.

…Однажды, собираясь в Псково-Печерский монастырь к батюшке Иоанну, я пришел к отцу наместнику и спрашиваю: что передать. Отец Венедикт достал большие – на триста молитв – четки с хрусталиками, которые ему кто-то привез с Афона. Приехал я с ними к отцу Иоанну, вытаскиваю, а они тянутся, тянутся… Батюшка смотрит и говорит: «Ой, а ваш отец наместник, наверное,  прозорливый – знает, что я не молюсь… Смотри какие у меня четки:  ты на триста достал, а у меня – тридцаточка. Только начал, и уже кончились».

На самом деле он был, конечно, молитвенник, но нам советовал так сочетать труды с молитвой, чтобы избежать уныния: «Наша жизнь должна быть похожа на торт “Наполеон”. Вот, смотри: тесто, крем, тесто, крем, а сверху пудра. Если торт будет состоять только из одного теста, из одних трудов, то будет невкусно, если из одного крема – будет приторно. Поэтому в каждый свой труд нужно вкраплять молитву, что доступно каждому из вас: труды в руках, а молитва в устах...»

…Господь сподобил меня счастья один раз встретиться на Афоне со старцем Паисием,  за год до его кончины, в 1993 году. Ему тогда задали вопрос про Россию.  Он задумался и сказал: «В России сейчас тучи… а потом будет  солнце». О монашеской жизни старец говорил, что она должна быть похожа на запуск ракеты в космос. Там идет отсчет: десять, девять, восемь… три, два, один, ноль, пуск. Вот когда обнулится наша гордыня, только тогда наша духовная ракета полетит вверх.

Для чего существует Иисусова молитва – для того, чтобы обнулилась гордыня. Мы молимся, чтобы изменилось сердце, чтобы мы стали другими. В Патерике есть такая история. Пришел ученик к авве. Авва закрыл молитвослов, повернулся к нему и спросил: «Что ты хотел?» – «То-то, и то-то: когда квас налить, будет перерыв или нет, чай кипятить или не кипятить, подавать или не подавать...» Много таких вопросов задал ученик, а потом говорит: «Ой, авва, прости меня, я тебя оторвал от дела». И старец ему ответил: «Ты знаешь, мое дело – принять тебя с любовью и отпустить с любовью». Если вы молитесь в келье и вас кто-то прервал, – покажите, чтó вы приобрели во время  молитвы, покажите это при общении с сестрой или братом. Вы хотели приобрести любовь, долготерпение, – покажите это. Как же иначе мы станем другими?

Сегодня я спрашивал у сестер, как они здесь живут – по одной или по двое. Бывает, что те, кто живут вдвоем в келье, жалуются на неудобство. В качестве примера, расскажу, какой у нас был быт в Лавре, когда нас  постригли, а потом и рукоположили. Приняли нас в Лавру одновременно тринадцать человек, десятерых поселили в одном помещении, а нас троих – отца Исидора, отца Илариона и меня в другом.  Отец Исидор – он сейчас подвизается на Афоне, завел такой порядок: зимой на ночь он открывал форточку, натягивал шапку-ушанку, и так спал. В келье холодно. Мы – в подрясниках (отец Кирилл (Павлов) благословлял спать обязательно в подряснике) под тремя одеялами мерзли. Однажды не выдержали, пришли к отцу Кириллу и стали просить благословения сделать в комнате хоть ситцевые перегородки, чтобы сквозняков было меньше. А он, ни слова осудительного не сказав про отца Исидора, на секунду задумался и говорит: «Вы знаете, братья, мы в монастырь пришли не строить перегородки, а ломать».

Еще вспоминаю, какой  замечательный практический совет дал мне как-то отец архимандрит Лаврентий (Плотников):  никогда не говори, что ты приболел, если ты не болен до такой степени, что не можешь исполнить послушание, никогда не говори: не могу этого сделать… потому что тогда точно не сможешь, и точно начнешь болеть. Помните, в Псалтири есть такие слова: Да даст тебе Господь по сердцу твоему (Пс. 19:5). Слово «приболел» можно и нужно произносить по совести – если температура, давление. Потому что ведь кто-то это твое послушание возьмет на себя.

Мне задали вопрос про отпуски. В Лавре отпуск был. Но – опять практический совет и благословение  – отец Кирилл никого не благословлял ездить без подрясника. Как он говорил, – без подрясника за ворота никто не ходит. В крайнем случае, сверху можно было надеть плащ. Батюшка  предупреждал, что многие соблазны, многие искушения могут быть вне монастыря, и часто именно подрясник спасал.

Спросили отца Кирилла: почему некоторые братия из монастыря уходят. Он говорит: «Помните, как епископ Игнатий сказал: падение монаха начинается не иначе как с оставления им его благословленного монашеского правила». В Лавре было правило:  три канона, акафист Спасителю (в пятницу акафист  Божией Матери), глава Евангелия, две главы Апостольских посланий и одна кафизма. Эта практика была много лет, потом она перешла в Оптину пустынь, другие монастыри Православной Церкви. И я своими глазами видел, что отец Кирилл сам неукоснительно правило соблюдал. «Умри, а правило исполни», – это его слова.  За час до братского обеда, ровно в полдень, он приходил в келью, и начиналось чтение монашеского правила. Новоначальные послушники, монахи – все приходили на правило в его келью, даже в коридоре стояли…

Исаак Сирин говорил, что правило на Страшном Суде встанет между тобой и дьяволом как медная стена. За опущение правила мы даем вход в душу бесам. Пусть правило будет маленькое, но постоянно исполняемое.

…Я уже вспоминал здесь слова епископа Игнатия: за чрезмерно большим правилом следует оставление всякого правила. Это верно и в отношении Великого поста. Вы все знаете про знаменитые первые три дня Великого поста на Афоне – когда не едят, не пьют, и только в среду после Причастия первый раз вкушают какую-то пищу. В Оптиной пустыни во времена старцев то же самое было: трапезная на три дня закрывалась и открывалась только в среду после богослужения. И вот, мы, движимые примером Оптинских старцев, в первый день Великого поста подошли к отцу Кириллу:

– Благословите на трапезу не ходить.

– Благословляю на трапезу идти.

И все старцы лаврские в первый день Великого поста были на трапезе – очень скромной, один раз в день. Я как-то попробовал не послушаться, решил проэкспериментировать, – и уже ко вторнику так голова разболелась, что мысль была вовсе не о молитве… Полезней смириться,  пять картошин съесть, а не строить из себя подвижника. Старцы так и поступали.

Далее архимандрит Мелхиседек ответил на поступившие вопросы.

Чем, по Вашему мнению, отличается исповедание помыслов в русских монастырях и на Афоне? И вообще, кому можно доверять помыслы?

Я не знаю, какова в этом отношении практика на Афоне,  а у нас в Лавре и в Оптиной была доступность духовника, и откровение помыслов мало чем отличалось от исповеди: ты говорил, чтó конкретно в течение дня тебя беспокоило, что особенно смущало. Самое главное – очень и очень кратко,  одна-две минуты.

…У отца Иоанна (Крестьянкина) спросили: Батюшка, почему у тебя такой радостный вид? Он ответил: потому что я старался совесть держать чистой. Радостная атмосфера в монастыре – это признак того, что там есть правильно построенная исповедь. Однажды в черногорском монастыре я спросил у игумении: «Матушка, а отчего у вас все монахини такие радостные, приветливые, улыбчивые?» Она сначала ответила в шутку: «Батюшка, у нас солнце, виноград, фрукты...» А потом уже серьезно сказала: «У нас духовник – общий, и игумении, и сестер – митрополит Амфилохий. Он периодически, раз в месяц, или реже, у нас бывает и исповедует сестер. И есть священник, который исповедует. Батюшка на исповеди поисповедовал «текущие моменты», а все что касается более серьезных вопросов, решает духовник – митрополит. Обитель, которая  имеет одного духовника – счастливая обитель. Правильно, что в женских монастырях все должна решать игумения – с благословения своего духовника, и лучше всего, когда духовник один у нее и у сестер. А приходской священник, который, конечно, тоже может дать духовный совет, он, главным образом, существует для регулярного очищения совести; это как  руки испачкали – помыли… снова испачкали – помыли….

Каким должен быть сегодняшний духовник монастыря, что от него требуется, какая у него ответственность, какие у него обязанности? Может ли он в чем-то не соглашаться с настоятелем или настоятельницей? 

Речь идет, скорее всего, не о духовнике, а об исповедующем. Исповедующему священнику в монастыре – своя мера ответственности: то, что сказали на исповеди, простить и разрешить. Спросили совета – ты дал совет. Если вопрос какой-то чрезвычайный, – посоветовался сам. Если дело касается собственно монастырской жизни, монашеского правила и т. п., – пусть спрашивают у духовника обители. Если такового нет, и есть только матушка игумения, то, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Если тебе дали возможность и право советовать что-то помимо исповеди, – то всё это делается с благословения игумении. Не  дала она такое благословение, значит, ответственность будет лежать на ней. А мера твоей ответственности – за те грехи, которые приносят тебе на исповедь как священнику.

Знакомый священник рассказал такой случай. 14 августа, Медовый Спас, по уставу Русской Православной Церкви в этот день служится водосвятный молебен. Это единственный день, занесенный в Минею, когда водосвятный молебен служится официально, не как частная треба. Священник отслужил утреню, Литургию, молебен… а потом подходит матушка и говорит: «Батюшка, а теперь молебен водосвятный, который заказали прихожане». Как же он поступил? «Я, – сказал, – и его отслужил, а чтобы на душе было спокойно – приехал и исповедовался. Матушке ничего не сказал». Почему? Потому что сначала надо исповедаться, себя судить, а потом уже в спокойной обстановке сказать матушке, что, может, на следующий год будем служить один молебен. Может быть, она просто что-то забыла… Лучше отнестись к этому смиренно, спокойно, как наш отец наместник говорит: будь готов ко всякой скорби, и избежишь всякой скорби.

Стыдно за свое нерадение, возникают помыслы, что основательно браться за свое спасение бесполезно, потому что опыт  говорит о том, что святости не достигнешь, и даже просто стать нормальным незлобным человеком не получится. Что делать с помыслами неверия и нерадения? Как подвизаться не расслабляясь и не перегибая палку? Ощущение, что я всегда делаю не то, не так и не там.

Самый страшный грех – это грех уныния. Поэтому: не получилось сейчас, –  потом получится. Самое главное – не терять мысли, что все-таки когда-то начинать надо. Хочешь ходить на все службы, а не получается, – возьми  благословение делать это хотя бы постепенно. Делай то, что по силам, понуждая сам себя. Главное, чтобы по силам. Потому что штангу рвануть –  дело не хитрое, но сам под этой штангой будешь лежать. Правилу маленькому, но постоянно исполняемому нет цены. Один человек сделал грех – исповедался, опять согрешил – исповедался; как у отцов: пал – вставай. И радовался после исповеди. Бес ему на ухо шепчет:  «А чего ты радуешься, все равно в аду будешь». А он бесу: «Если я и в аду буду, ты все равно будешь ниже меня».

Лишь бы не унывать.

Здесь задали вопрос про детские лагеря при монастырях. Это дело Божие, дело служения. Кстати, на Афоне тоже разное служение бывает. Я в этом году на Афоне молился, поднимался на Святую Гору. На высоте тысяча двести метров пришли к иеромонаху Памве, он там живет один. Все, поднимающиеся на вершину, через него проходят. И он всех должен встретить, накормить… А для того чтобы запастись продуктами, нужно раз в месяц ехать в Салоники, потом на корабле, потом на мулах все доставлять наверх. Он говорит: у нас здесь трасса… Вот такое служение. Мы оставили ему деньги, он на них снова купит продукты и накормит других. Получается круговорот любви в природе…

Был вопрос про богослужения. Говорят, что братский молебен и полунощница – это только для новоначальных, а совершенным уже можно не ходить.

Будете в Лавре  – посмотрите: на братском старые монахи. А молодые исихасты – с сотовым телефоном, с интернетом. Уже появилась шутка: сиди в келье и она тебя всему научит… если там проведен интернет. Научит всему тому,  что не спасает… Я, приехав к вам, обрадовался: первый монастырь вижу с таким уставом. У вас перед богослужением крестный ход. Исаак Сирин говорил: ночью, когда тебя одолеет сонливость, выйди из кельи на улицу, чтобы прохлада отогнала от тебя сон, сделай несколько поклонов или просто побудь на воздухе, чтобы потом продолжить свою молитву. Не знаю, читали ли вы это, но вы так и делаете – вот что значит быть в духе…

Некоторые священнослужители, в том числе и монашествующие, получивши от Бога в Таинстве священства право на духовное руководство паствой, считают, что таковое право означает безраздельную власть над душами людей.

Я отвечу коротко. Почитайте Оптинских старцев. Задают вопрос, старец Макарий отвечает письмом, старец Лев подписывает, а в конце делается приписка: «Впрочем, мы вам растолковали, как могли, но думайте сами». То есть это было наставление-совет. А насчет того, кто всё знает, один профессор МГУ сказал: всё знает только невежда.

…Однажды в монастыре некая раба Божия подходит к одному недавно рукоположенному иеромонаху и говорит: «Батюшка, скажите, можно здесь найти такого священника, который ответил бы на все вопросы, сказал бы, что было, что есть, что будет, как спасаться и что будет при конце времен?» Тот думал-думал, и говорит: «Да, я вас слушаю!»

Всё знает только невежда и вот такой горе-духовник.

Для монашествующего, по выражению старца Амвросия, нужно терпения не воз, а целый обоз. Что делать, когда терпения не хватает?

…Что делает русская женщина, когда нет уже никакого терпения? Муж пьет, безработица, дети не слушаются… Вот когда уже нет сил терпеть, когда кажется что все бесперспективно, русская женщина… начинает терпеть сначала. А что в монастыре терпеть? Старец Макарий Оптинский говорил:  «Вы монахи,  и у вас скорби? Вот, смотрите:  жена, дети, работа, пропитание, одежда, болезни… вот в миру – это скорби». Отец Иоанн (Крестьянкин) сказал: «Мы в монастырях купаемся в благодати». А отдача от нас, монахов,  – молитва. И самое главное – плод молитвы. А плод молитвы – любовь…

Сейчас вышло в свет Жизнеописание старца Паисия, самое полное,  там рассказано про его потрясающие подвиги самоотвержения и служения братии. Понятно, откуда такая святость, потому что только потом он стал пустынником, а сначала в монастыре трудился: готовил трапезу, шел помогать архондаричному, еще помогал престарелому больному старцу, который просил: согрей мне кирпич. Ради чего? – ради любви. Так вот он говорил: за самоотверженную любовь Бог дает двойное здоровье.

И еще насчет послушаний старец Паисий говорит: если человек делает что должно и еще чуть-чуть, за это «чуть-чуть» Бог дает двойную благодать. Не бойтесь сделать что должно и еще чуть-чуть: задержаться на послушании,  улучшить что-то для монастыря, для сестричества…

Где та грань, когда  мы должны стараться влиять молитвой на то, что происходит вокруг, а где мы должны выражать свою позицию?

Есть такая поговорка: делай так, как будто все зависит только от тебя; молись так, как будто все зависит только от Бога. В одном женском монастыре я видел надпись на келье, известные слова: Господи, дай мне силы и терпения для того, что я в своей жизни изменить не могу; Господи, дай мне силы и мудрости изменить то, что я могу изменить в этой жизни; Господи, дай мне мудрость отличить первое от второго…

Периодически приходится слышать жалобы людей, в том числе и монашествующих, то что их не понимают ближние. Что можно посоветовать в таком случае?

Это наши проблемы, если нас не понимают. Надо уметь объясниться, для этого нам дано рассуждение, дан язык. Чаще всего такие жалобы вызваны тем, что не понимают нашего состояния здоровья и того, что нам  не полезно какое-то послушание. Самое печальное то, что мы ходим и думаем, что начальство догадается. Но, как говорится: дитя не плачет – мать не разумеет. Нужно уметь аргументированно объясниться, чтобы получить послушание по силам.

В монастыре не одобряется и возбраняется дружба. Дружба возвышается многими отцами и превозносится апостолом Павлом. Искреннее проявление любви – это и есть дружба, и нет ничего святее дружбы, или это не так?

Дело в том, что в Писании говорится: Верный друг – крепкая защита; кто нашел его, нашел сокровище (Сир. 7:14). Епископ Игнатий (Брянчанинов)  пишет: в наше время найти единомысленного брата – это значит найти спасение. То есть, здесь духовность  предполагается. Главное, чтобы не было какого-то пристрастия и дружбы из-за уныния, то есть желания с кем-то пообщаться, поболтать, развеяться, чайку попить… Кстати, Исаак Сирин говорит: прочь от нас эта постыдная свобода, – это он говорит о совместных трапезах в келье. Всё красит мера.

Можно ли родителям молиться и просить Бога о том, чтобы сын стал монахом или священником? Если можно, то как правильно этого просить?

Дело в том, что просить можно что угодно. Но прибавлять: не моя воля, но Твоя да будет. Господь дал нам пример молитвы в Евангелии… А для того, чтобы сын стал священником или монахом, если есть желание, надо создавать к этому условия, знакомить его с красотой священнической жизни, с красотой монашеской жизни. Монашеская жизнь красивая. Старцы Оптинские сказали: Монашеская жизнь – это рай. Вот что старец Варсонофий написал об Оптиной пустыни:

Ясней здесь небеса, и чище их лазурь.

Мирской ярем нося, сподобился я видеть отблеск рая.

Еще недоумевают многие люди: а что, собственно, монахи делают? Мне понравились три очень важных идеи того, как мы можем объяснить смысл монашеской жизни. Первое, это устройство виноградника: виноградная лоза  растянута на проволоке между бетонными столбами. Так вот монахи – это бетонные столбы, а лоза – это семейные люди. Если не будет столба, лоза погибнет.

А старец Паисий говорил, что монахи не должны заниматься общественной деятельностью. Монахи не фонарные столбы, чтобы светить на площади в Афинах, чтобы люди не спотыкались… Это маяки, которые стоят на отдаленной скале. Они одиноки, но они указывают путь кораблям в море. Вот что такое монашество и в чем его предназначение.

Еще монахи – это радисты у Бога.  Что будет толку, если радисту дать винтовку, и он успеет произвести один-два выстрела? Ему надо отвечать за свою рацию. Монахи – это радисты у Бога, которые привлекают помощь Божию на этот мир. На того, кто в этой помощи нуждается. Вот что такое молитва, вот что такое богослужение, вот что такое – пойти или не пойти на братский молебен. Это значит не исполнить своего монашеского долга, не выйти вовремя на связь с главным духовным штабом.

Исаак Сирин сказал: Благодать спасения не дается ни за труды, ни за посты и молитвы, богослужения, всенощные, какие-то внешние подвиги…   благодать дается за проистекающее из этого смирение.

В Оптиной пустыни мало что осталось из артефактов, но кое-что осталось. В  скиту занимались рукоделием, и сохранилась солонка, она сейчас есть в монастырском музее, а на ней следующая надпись:  Есть смирение – всё есть, нет смирения – ничего нет…

Мы должны проявлять уважение к каждому человеку, к его вере, культуре. Как это возможно реализовать в современных условиях?

Помните историю? Старец Макарий Египетский пришел с братиями  в какую-то обитель на престольный праздник и задержался в обители, а братия пошли вперед. Увидели – египетский жрец какое-то бревно тащит и сказали: «Эй, демон, куда идешь?»  Он положил бревно на землю, избил их и пошел дальше. Повстречал его Макарий и говорит: «Куда идешь, трудолюбец?» Он положил бревно и начал с Макарием разговаривать. В результате этой длинной истории жрец покаялся, крестился и стал монахом. Макарий пишет: «Злое слово и доброго делает злым, а доброе слово и злого делает добрым». Поэтому надо на всех языках выучить: «здравствуйте , благодарю, большое спасибо, все прекрасно». Доброе слово и злого делает добрым.

…Старец Амвросий Оптинский сказал, что Страшный Суд настанет тогда, когда исчезнет монашество. Так вот я всем желаю, всем епархиям, которые здесь присутствуют, чтобы тропа в монастыри никогда не зарастала, чтобы пороги церквей были стерты… и дай Бог, чтобы каждый из нас исполнял свой монашеский долг, радовался монашеской жизни. Любой монастырь –  отблеск рая. Меня особенно поразила сегодня Сольбинская обитель, свидетельствующая о том, что любовь есть. Есть молитва, есть монашеское духовное окормление, и дай Бог, чтобы все обители приносили плоды – кто в тридцать, кто в шестьдесят, а кто во сто крат. 

Материалы по теме

Публикации:

Доклады: